Когда судьба с тобою не, на, «ты».
когда на перепутье ты дороги.
Скажи по честному, зачем тебе цветы?
Зачем тебе любовь и недотроги?
Ты жил мечтой готовый врать и брать.
И видел улетающей тарелку.
Так успокойся, и ложись в кровать,
Коль есть она, не забывая грелку.
Зачем тебе богатство и зарок,
Из дома выйди, зарядив всё в пращу.
И береги последний узелок,
Не отпускай, другие вдруг утащат.
Налей себе полней бокал вина,
Представь себе, что ты, в довольстве сытом.
И опрокинь его в себя до дна.
И не забудь посыпать ционитом.
Лежи себе под белым миткалём,
Сцепивши руки и сомкнувши веки.
А мы, к тебе простится, не, придём,
Заочно расстаемся мы на веки.
А завтра позабудут все тебя,
И музыка тебя лишь провожала,
И за тобой вилась, ну как змея.
От ревности показывая жало.
А в небесах повис Дамоклов меч.
И в шлюпках не хватает уже места
Так гибнет флагман получивший течь,
Под звуки похоронного оркестра.
Уродец он, судьбу свою влача,
Таких, не замечают недотроги,
И жизнь его как яркая свеча,
Горит, не гаснет, как желают боги.
Но полон зал, впервые за сто лет.
И в партере билет огромных денег.
И ждут когда всё сбудется, иль нет
И выйдет этот сатанинский гений.
Ему кричат, - маэстро ну сыграй!-
Он не спеша выходит, словно боги,
Из ада выгоняют его в рай.
Стоя у перепутья на дороге.
По палубе идёт едва дыша,
Он держит скрипку, холодеют пальцы.
И на надгробьем теплится душа.
И вся дрожит как в утомлённом фальце.
Вот замер зал, и притушили свет,
Софиты что отсвечивают бисер.
Во фрак одет печальный силуэт,
Поднявшийся из низовой к нам выси.
И первый звук, как шелест ветерка,
В тиши заколдовала его скрипка.
И музыки лилась его река,
Смеясь младенцем первою улыбкой.
Венец гармоний, и сплетенье чувств,
И океан утих как будто боги.
Он гений на вершине всех искусств,
И слёзы льют украдкой недотроги.
Красавицы все изменили вдруг,
Мужьям своим, галантным кабальеро.
Они готовы пить, и есть из рук.
За страсть его, за музыку за веру.
И кажется нелепостью напасть,
Любовь и неземное наслажденье.
И забирает душу эта власть,
К себе, как неземное притяженье.
А притяженье будь – то это страсть,
Его не разорвать и не разрушить.
Толпа что негде яблоку упасть.
А он, как фимиам ласкает уши.
Вот он затих, и всюду тишина.
Застыл триумф, под куполом в зените.
И грянул гром, сходили все с ума.
И зал ревел.
- Маэстро!-
- Повторите! -