Посмотрела я на пост Инги Маргариты Ковтун, где из лодки на воде цепочка журавлей отрывается в своё небо, и такое письмо в облака возникло.
Здравствуй!
… Вот странное чувство такое… Будто бежал, бежал Великан и лоскуток одежды на колючем кусте оставил. То ли куст слишком большим вырос, то ли сам Великан ростом уменьшился. Бежал так, бежал, и уменьшался на бегу… А куст колючий смотрел на Великана и в рост тянулся. Дома ему под ноги не попадались: в стороны разбежались, попрятались. Только куст в чьём-то палисаднике один остался и на пути Великана встал. Лоскутом великаньей рубахи, как трофеем, в воздухе размахивает и домам сбежавшим кричит:
- Эй, возвращайтесь! Я выстоял, и вы сумеете!
И дома, скрипя крышами да заборами, к обочинам улицы своей возвращались. Я лоскуток с куста колючего сняла и пошла по следам Великана.
Шла, шла… И увидела его наконец-то. Сидел Великан на берегу озера. И не просто на берегу, а на ступенях, ведущих вниз, к воде… Сигарету курил. На опустелую лодку в воде смотрел. А из лодки почему-то журавли вылетали. Вылетали, и один за другим устремлялись в грозовое небо.
- Вот, потерянное возьми! – протянула я Великану недостающий лоскуток одежды.
- Потерянное не возьмёшь, - даже не оглядываясь в мою сторону, протянул Великан. И так же продолжал на середину озера смотреть, где лодка вздрагивала, качаясь от каждого нового оттолкнувшегося от неё журавля.
- Почему это «не возьмёшь»? – настойчивее протянула я ему льняной лоскуток в крапинку.
- Взгляни на эту картину! – показал Великан на одинокую лодку и цепочку вылетающих из неё и устремляющихся в своё небо журавлей. – Где, ты думаешь, потерянное одиночество? На дне лодки? Или у того журавля, который единственный достиг грозового небесного разряда?
- Везде… - ответила я, не задумываясь.
- Тогда надо ли что-то возвращать? - посмотрел наконец-то на меня Великан и, взяв лоскуток из моих рук, пустил его по озёрной воде. Поднялся со ступеней и пошёл озеро обходить. Озеро огромным было. Даже великаньими шагами за год не измерить, не пройти. Но зачем-то ведь ему надо было окраины озёрные своими шагами померять…
Конечно, по сравнению с ним, я чувствовала себя гномиком. Но ведь не важно, когда и кто начинает шагами померять собственное одиночество. Оторвавшиеся от своей стаи – что великаны, что гномы - однажды всё равно упираются в собственную стену… И остаются с ней уже один на один…
- Эй! – крикнула я последнему, оторвавшемуся от края лодки журавлю, - оторвёшься от нижнего дна, всё равно с верхним дном столкнёшься! Крылья от молний побереги!
Он задержался в воздухе, будто услышал меня и головой покачал. Мол, неразумная ты. Высшее дно всё равно лучше низшего… И полетел, Полетел, уворачиваясь от сквозящих молний. А я с другой стороны озеро обходить решила. Просто интересно стало, когда шаги наши вдруг пересекутся… За каким свечением дня… За каким смятением… Но должны же мы с ним всё-таки поговорить по-настоящему… С Великаном по душам поговорить…
За свечением дня недалёкого,
За каким-нибудь освещеньем скандала
Невидимым станет огромное и высокое,
И небо голубоокое
Упадёт вдруг
В песчинку малую...
А ты не верь тому, что случайно светится,
Ястребу не верь,
Зависшему над игрушечным домиком...
Нашему прошлому и будущему
Еще предстоит встретиться:
Кузнечику - в образе великана...
Великану - в образе гномика...
До свидания!
(фото из интернета)