это было весной.
а быть может,
этого не было вовсе.
ароматные травы дышали покоем и светлой прозрачной грустью.
догорало лето в полях, в лесу,
а в чаще аукалась запоздавшая осень.
эта осень всегда со мной, неизбывная.
и уже не отпустит.
слишком часто последнее время память меня тревожит,
слишком много призраков прошлого в старых креслах и на истёртых ступенях.
это было весной.
или осенью.
или, быть может…
старое время мурлычет, как кот, свернувшись клубком на коленях.
серые, тусклые дни.
в наших краях давно не бывает света.
помнишь, мы были вместе весной? или, может, ты со мной
никогда и не был.
пулей в висок взорвано наше последнее догоревшее лето.
я никогда тебя не забуду, мальчик с глазами цвета
военного неба.
знаешь, я верила,
что среди смерти, страха, боли и взрывов,
ты не забудешь меня.
что Господь сохранит,
и домой возвратит дорога…
я запускаю воздушного змея в мирное небо над морем.
как будто шагаю с обрыва.
я заклинаю: вернись,
хоть на миг,
если времени нет,
если все живы у Бога!
полететь бы по ветру,
сквозь вечность,
вслед за воздушным змеем,
чтобы успеть сказать:
«Я люблю»,
чтобы с тобою побыть рядом.
я отниму тебя у войны,
я вернусь!
и взлечу, если сумею,
стану небом, чтобы в глаза твои посмотреть
тоскующим
взглядом.
говорят, что оттуда не пишут.
а я напишу и дождусь ответа!
пересыпан рассвет ледяными осколками звонких звёзд и печали.
ты сказал, что вернёшься.
что снова наступит лето,
что мы будем, как прежде,
сидеть на старом дощатом причале.
скрипят половицы.
ветер тоскует и плачет о чём-то под крышей.
опустевшие клёны за домом молчат.
моя тень безуспешно приюта ищет…
сердце стало глухим и тихим. душа потихоньку просится в небо и плачет.
но кто услышит?
я теперь за твоё имя
пускаю в дом убогих и нищих.
покорёжены были дорожки,
теперь заросли травою высокой,
жаль, что с памятью так не выйдет —
она никогда не исчезнет.
брожу у пруда. мы любили его, помнишь?
шумит осока,
всё, как прежде.
и где-то в крови струится, волнуется песня.
в нашем доме спокойно,
и словно никто не живёт и прежде не жил.
я собираю воздушного змея из писем твоих,
из привычных знакомых строчек:
«Сегодня затишье»,
«Закончился бой»,
«Письмо твоё получил»,
«Доброе утро»,
«Как ты?»,
«Счастливого Рождества», «Спокойной ночи».
горше горького пахнут травы на опустевшем заброшенном поле,
алой кровью струится рассвет по деревьям, кустам,
наполняет реку.
в старой церкви можно плакать, становится легче,
душа отдыхает от тянущей боли.
видишь, как мало нужно для счастья
простому
тоскующему человеку.
в комнатах наших память звенит колокольчиком,
воспоминания душат,
только Господь и книги да твои письма —
вот единственная моя отрада.
я молюсь за тебя.
потому что знаю — бессмертны души.
упокой, Господи, в селеньях праведных.
а для себя ничего и не надо.
на пожелтевших выцветших фотографиях — отраженье нашего лета,
тёплый ветер, деревья в саду, любимые книги, прогулки,
запах свежего хлеба.
я уже там и всё ещё здесь,
между светом, тьмою и снова светом,
как одинокая птица над разорённым гнездом,
кричу в опустевшее небо.
только в часах с кукушкой, временем,
сроком,
небылью,
былью,
вновь просыпается скорбный голос,
небо раскалывая в набат —
память о тех годах, смешанных с кровью, гарью, слезами и пылью,
память о мальчиках,
что никогда
не вернутся
назад.
я шагаю с обрыва,
держась за воздушного лёгкого змея,
я теперь легче ветра,
времени, снов и материи тонкой самой.
и полечу над морем к тебе.
ты не бойся,
я научилась, теперь умею.
падаю вверх.
жди.
скоро буду, сынок.
мама.