Би-жутерия свободы 13

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

Глава#1 Часть 13

Да, воспоминания гнетут, когда преследуют тебя во сне и наяву. И я остаюсь собой. А Сильвио, судя по топоту над головой, тоже не особенно меняется, как костлявые, живущие остеопорознь. И всё же надо отдать ему всё что потребуется, включая должное, ибо в этом человеке сочеталась чувствительная натура с железобетонным характером и водяными знаками внимания (когда-то его родителей впустили в страну как иностранцев только с одной целью – чтобы за ними было легче шпионить в уксусе обрыдлых дней). Невзирая на пугающие возрастные изменения в моложавом сексе, он никогда не рассматривал брак с необработанным брильянтом в аспекте заказного самоубийства, предпочитая ему недолговременные связи, после того как скупая (не путать с куплей-продажей) в приступе еврейского юмора с примесью гималайской соли подала ему к столу коростелей в коросте, и это при том, что по ночам она, как тригонометристка, перетягивала матрас на свою сторону, склоняя его к сожительству.
Вообще-то говоря, он здорово побаивался, что какая-нибудь порнолошадь в эмоциях, взятых на откуп, будет вить из него верёвки, и на них же подвесит. Тогда он почувствует себя самым несчастным веществом в мире, как знакомый фотограф Василий Ширинка из Пинска, у которого при виде смазливых девчонок вылетала птичка сама собой, а жёлтушные возрастные разводы на руках и лице проявлялись ещё сильнее, превращая фотографа в пятнистого оленя. Не удивительно, что со временем он перестал рассыпаться перед женщинами в комплиментах и долларах.
Поняв, что время в нашем подъезде котируется на вес золота, а моё уже перевешивает, я необдуманно столкнулся с ним носом к пупку на лестничной площадке, полный готовности выслушать нескончаемые невзгоды. Сильвио – наполовину роялист, наполовину органист, прославившийся исполнением Токкаты Баха в одно касание, оказался на две головы выше меня в плечах, а это тоже, что обеливать «Чёрный квадрат» Малевича. Мы стояли упёртые, напоминая дуэлянтов, загнанных необъезженным задом, в ожидании гостевого вызова, подтверждающего выдержку из Камасутры: «Лучше жить стоя, чем на коленях». Может быть под мистическим влиянием картины Парапета Пожелтяна «Бюстгальтеры на голых деревьях», получившей премию Сальвадора Дали и теперь висевшей вместо мезузы у двери, он в порыве непредвиденного откровения признался, что осциллографическим датчикам предпочитает детекторные приёмники. А так как у него после введения эмбарго на поставки любви дам было немеренно, то запомнилась селёдка под шубой с многочисленными синяками на губах. Представляете какие у неё были губы?! Она, предпочитавшая мезантропам бетонированные дорожки, всеношно убеждала его, любившего крупных женщин и телевизоры с большим экраном, что брюшная аорта – это теплоцентраль влюблённого в своё дело тела.
Заметьте, в подозрительном поведении Сильвио Спрего (участника не одной потасовки карт в казино Лас-Пегаса) проявлялись все почтовые предпосылки кошерной связи с Шпицбергенской мафией, которая не изменяла ему, но предательски предавалась сокровенным думам. В привычки бескомпромиссной связи входил совместный досмотр зрелищных мероприятий коллективных утех, расцениваемых в штормовом режиме по десятибалльной системе. Однажды совершенно непредвиденно он оказался конкурсантом  на соискание в области, которая была доступна с юношеских лет. Вот что сообщили мне после расписанной пульки в преферанс. 

Рассказ правдивый о  себе пытается поведать
участник состязания, назначенного в среду.
С моею сексаппильностью у дам под сердцем греясь,
я пальму первенства сломать на конкурсе надеюсь.

Я на него висячего навязываю бантик,
чтоб впечатление создать о юном конкурсанте.
На два часа назначен мне сравнительный осмотр
того, кого я пестую в пределах красных шорт.

– Уверен, то что надо там? – один в жюри спросил,
когда меня на Шнобелевку в список заносил, –
смотри, не подкачай, в грязь членом, парень, не ударь,
и мы тебя, глядишь, в мужской поместим календарь.

У нас на соискание таких как ты полно.
Ценно на презентации не маленькое но,
а что-нибудь внушительное, так без прикрас и лжи
ты о себе, пожалуйста,  подробней расскажи.

– Я жиголо, я сутенёр, оторва, вертопрах,
я баб свожу с ума, как бородавки на руках.
Они на мой слетаются, что мухи на икру,
и прыгают по яйца почище кенгуру.

Не сомневайтесь, выставив себя, не подведу,
им вытру звёзды с неба и окунусь в грозу.
А в этом календарно-избирательном году,
я самого Мудищева по гирям превзойду.

И всё бы было так как я жюри пообещал:
конфигурация и вес того, чем баб стращал.
На заключительном этапе понял - дело швах,
когда не удалось его поднять в чужих глазах.

Но пораженье перенёс, оправясь за углом.
Приняв урок за  первый взнос, я порешил на том,
что буду носом в сексе рыть, как неустанный крот,
и в кандидаты запишусь на следующий год.

Неизвестно как в дальнейшем сложилась бы жизнь Сильвио, если бы на его долю не выпала Прямая кишка, но доверять ей было нельзя, её вклады в двухлитровую банку выглядели прозрачно.
Поговаривали, что Сильвио поддерживает дружбу с главой юридической фирмы «Коромысло Фемиды без гирек» Биномом Ньютона, проходившим как Самум – борец за справедливость с мускульным подходом к решению насущных проблем папуасов, развившихся под влиянием настойчивых уговоров завоевателей – отказаться от каннибализма. Поэтому для меня, знающего, что наибольшей выдержкой обладают фотоаппараты, работавшие на базе разрозненных данных, думая, что золотуха – профессиональное заболевание ювелиров в мегаполисах, выглядело бы чрезвычайно глупо небезопасное выяснение отношений с непредсказуемым индивидуумом в поисках доказательств правоты ушедших в небытие ломовых извозчиков в заломленных шляпках с вуальками.
Однажды я избежал преувеличенно жестокого секса с одной чушкой, принятой к употреблению, оказавшейся дочерью мыльного опера из рефрижератора снежности, работавшей на фирме нижнего женского белья. Она убеждала меня, что меломан Мелового периода, когда-то охотившийся на кашалотов из-за виниловых пластинок – это несчастный, вкалывающий сейчас на меловых развалах. Дабы не затеряться в женских кулуарах, я решился на самоотверженный, почти отчаянный поступок – осторожно (пока она хрюкает) подняться на цыпочках на этаж, расположенный поверх меня.
Приблизившись к дверям, я благоразумно воздержался от дальнейших решительных действий, поражённый непредсказуемым зрелищем – висячие замки садов терновника надёжно закрывали входы в крепость Самума. На мраморном пороге пыль боролась с грязью за почётное звание пристанища для стрептококков и стафилококков, не соблюдавших визгливых договорных обязательств. Потом пыль собралась и председательствующий открыл совещание странным заявлением: «Далеко не всякая застольная шутка досупна колбасному кругу».
Добавлю от себя, нисколечко не стесняясь, человек я антисегрегационный и уничтожил в один присест все «шоколадные» конфеты, оставив «цветную» коробку не тронутой. На трёхстворчатой двери висела промокшая записка «Пар костей не ломит, но ты, сука, знаешь, что может произойти, если этим непосредственно займусь я! Хочешь преуменьшить свои недостатки – измеряйся в инчах, и не рассматривай неонацизм как повторное рождение выродка». Дальше недвусмысленно шла пренебрежительная приписка, из которой становилось ясно к какой части человечества Сильвио относил хулителей его авангардной поэзии, осмелившихся своими опечатанными мыслишками подвергнуть осмеянию его забавно иллюстрированную дверь.

Красотою общество пресытилось,
благородство тоже не в фаворе
больше ценятся страдания, мытарства
мерзопакостные тем более.

Грязь вытаскивается на рассмотрение.
Извращенья требуют внимания.
Общество мошенников за гениев
выдаётся медией заранее.

Женщины предстать стремятся самками.
Мужики присутственно милуются.
Почему уроды лезут в дамки и
неприглядно в «ящиках» красуются?

Потому что средства выразительны,
за добычей гонятся ретивые.
Когда вседоступно отвратительное,
выгоды нет пестовать красивое.

Как подарок преподносят реквием.
Мир животный на экранном выгоне.
Загнанных восторженно приветствуем,
на их фоне выглядим повыгодней.

Такой незрячий, заболеванческий подход к решению наболевших вопросов в какой-то степени торпедировал мои сформировавшиеся убеждения об отношениях в раскатистом цивилизованном мире с распахнутым деверем, ведущим в столовую. Всё что мне с моей стартовой скоростью мышления черепахи оставалось, это удовлетвориться мысленной экзекуцией шумного перебежчика из комнаты в комнату Сильвио Спрегатти в подкованных лыжных ботинках дочерней фирмы «Клапан и сыновья», которые он не удосуживался снимать, отправляясь с партнёршами по забавам в постель.
– Меня нельзя отучить от дурных привычек, – говорил он спасательному кругу друзей, – это, что шпателем накладывать запрет на насущное, так что знайте, над писсуаром я ещё монолит.
Следует отметить, что большинству его соратниц по кувырканию импонировал макет вращающейся любовной сцены под лозунгом «Воровать надо честно, а не восседать голой жопой на острие финансовой пирамиды, выстроенной другими». А одной из временщиц – ковбойке Лиз Вагнер (её дед успешно торговал гребешками волн) нравилось в трясине отношений набрасывать лассо на рога бычьей головы, висевшей на стене под баскетбольным кольцом Нибелунгов музыкального гения и антисемита Вагнера, соревновавшегося с печенегами в поедании печенюшек назло хазарам, принявшим иудаизм в середине VII века, который они через полтора века пытались навязать Киевской Руси через неподкупную Раду.
Критики, включая фиксатого часовщика Тик-Так (сам идиот и поза соответствующая), ломали себе квадратные головы, к какому течению причислить Парапета, пишущего с увлекающейся натуры и экспериментировавшего с гуашью и двойняшками. Он готов был сунуть голову в петлю, сбегающую на чулке, или отдать всё за их поцелуй (но какой поцелуй!) Думаю успех потворствовал сделке, потому что изобретательный художник додумался вставлять перлы в велосипедные рамы, сопровождая действие замечательными словами: «Когда я встречаю на улице наряд голой полиции, то ощущаю необходимость жизненного пространства. Я же не какой-нибудь там китаец из резинового Кантона или нищий поэт, стреляющий сигарету с колена и копающийся на свалке слов в поисках разменной монеты мести!»
Пришло это ему в голову, когда по никем не субсидируемому радио в группе «Наклеенные ресницы» зачавкала гитара, забубнил барабан, пальцы ударника труда увязли в клавишах расстроенного чрезмерной выпивкой исполнителя рояля, и дорогие в общении девочки запели. Ну да Бог с ним, с художником – настоящим ржавого цвета конём, вскормленным на конопле окраины французской деревеньки Пасквиль. На честно вырученные деньги я получил возможность неделю разгуливать по злачным местам Челси с собутыльниками и их собаками, с которыми задумал совместный теневой кукольный театр с целью создания марионеточного правительства, чтобы анусы оппозиции задышали синхронно.
Теперь же я – приверженец глубокомысленной теории «Если откровенно вдруг в друга влюбленные ходят за руку, значит у них не потеют ноги, когда тело тянется к концу, а мозги всё те же» обратил рассеянное по комнате внимание в действительность и возрадовался. Да-да, возрадовался я неизмеримо. Пусть я получу вывих тазобедренного сустава, но я счастлив, что хожу по той же планете, что и надраенный до блеска пародист Семён Лившин, искромётный выдумщик Слава Се и малахитовая авангардистка-уралочка Ольга Александровна Славникова, которой при незначительных вкладах зелёных и более внимательном отношении критиков к её особе светило стать свободно-конвертируемой валютой отечественной литературы с её раздолбанными дорогами в будущее.
И всё-таки я от них сильно отличаюсь, убедитесь сами.


По утрам я как плотный мешок муки – ткнёшь пальцем – не просыпаюсь. Зато вечером – завсегдатай салонных раутов еврейского местечка – по-бухгалтерски учитываю недостатки за собой, не оглядываясь с подозрением выше полутора метров над землёй-уравниловкой. Несмотря на туман на взлётной площадке лобных долей мозга, шальная мысль с дальним прицелом приготовилась покинуть мой лысеющий череп, обнажавший продольные морщины. А не предложить ли флоридским специалистам в области космонавтики запустить с мыса Канаверал (он же Кеннеди) станцию слежения за неверными жёнами? Учитывалось, что одноименный президент в жизни не пропустил ни одной юбки, отвергая на политической арене нормолизацию ломкого льда международных отношений опять же по всё тому же Ибсену, а по-моему – с намётанным глазом и век не разомкнёшь под заковыченным объявлением «Потерявшему чувство меры прошу вернуть его». Не успел я – человек в достаточной степени практичный, боявшийся даже лён потеребить и предпочитавший внутренние карманы защёчным мешкам, а скороспелым отношениям работу с ключевым словом, привыкнуть к новой соблазнительной идее, как иная нефтеналивная проблема завладела моим раскидистым воображением – «Олимпийский разжигатель мирового пожара с северокорейским разрезом глаз восточного взяточника и подкупающей улыбкой остановился у заправочной станции с торшером не в той руке». Отрыгнулась мне несуразная мыслишка в коленкоровом виде дрожжами в дрожащих пальцах на чёрном киборде, что соответствует высокому званию графомана-экспромтщика на полигоне остроумия (невинно пострадавшая охренительная грамотность не осудит меня за нанесённый ей моральный ущерб во внушительном размере в момент, когда шпроты в Центральном банке, переименнованном в Стекляный, смотрели укоризненно). Классическим примером тому служит моё глубокое убеждение, что Ковальский голосовал по партийной линии «Трамвай Желание», а мы живём в эпоху «рыжья», когда преуспевают рыжие с обогащением рудых, что идёт вразрез с выпущенным мною на волю кулинарным эссе «Влияние горохового супа на газовую промышленность при сборе металлолома на Монетном дворе». Не без излишней гордости отмечу, что когда я сдавал третью жену, которой нравились загрязнённые дома, где сорят деньгами в гарантийный ремонт из семьи, где процветали мир да любовь порознь, было принято пить каппучино из коленных чашечек предков. Моё эссе ускорило гигиеническую прокладку труб на дне Балтийского моря и способствовало превращению Нью-Порка (прибежища несметных залежей бездельников) в червивое яблоко раздора из-за дерзкого предложения цыганки Раи родом с тусующегося острова Тасмания  в джазовом клубе «Blue note», где играл Моисей Водка, переименовать Мыс Горн в альтсаксофон. Непонятно к чьему непостижимому счастью я, всегда готовый встать в оборонительную позу или в пулемётную очередь, как полководец, уверенный, что от перемены мест слагаемых... голов результат боя не изменится. К тому же я не находился в каком-нибудь там полинезийском Самоа-управляемом государстве и не собирался отказываться от обещанных литературных щедрот за слежавшиеся мысли и неглаженные габардиновые стихи. Будучи писателем непризнанного толка, я дабы не упустить вдохновляющее творческое свечение изнутри, уступил благородный порыв меланхоличному посинению. Неистово отпахавший своё на ниве блудниц, я поспешно схватил по-королевски коронованными зубами шариковую ручку с прикроватного столика, инкрустированного янтарными сосисками и написал всё, что знал о непокорных соседях со слов виновницы пересказанных мне неправдоподобных событий.

Жизнь замечательна для меня, для кого-то,
в стране, поборовшей дефицит идиотов.
Но слышала – лучше живётся в загранке –
трижды беременной мексиканке.

Я ей не завидую, мне всё предоставлено:
подарки на Хануку привозят исправно,
прислали хаузкипера,
квартира бесплатная,
мобильник всучила фирма прокатная,
Лексус под домом навязали в аренду,
Виагра для мужа,
мне хоуматтенда.
Органи-цации сбивают коленки:
транспорт к врачам, в детский садик,
фудстемпы,
пемперсы пачками заносят с обедом,
классы по йоге на кухне по средам.

Но муж, я заметила, страшно страдает,
прошлого явно ему не хватает.
Ночами не спит с туалетным топотом,
и чтоб не услышали – делится шопотом.

Пальцы негнущиеся загибает,
Перечисляя, что ему не хватает
в достаточной степени серьёзно:
фабричностоловый бифштекс варикозный,
суточных щей,
макароны по-флотски,
глухой подворотни,
песен Высоцкого,
чуть самиздата,
немного репрессий,
прежней цензуры,
о Сталине песни,
в пекарнях с цементом подмешанным тесто,
тогда бы всё в Бруклине встало на место.

Мы с ним постепено впадаем в детство,
от него не избавиться, никуда не деться.
Но есть своя прелесть в таком аутизме,
мы незаметно уходим из жизни.

По-моему её откровение превышало дозволенное благотворительными организациями Брюквина, но чего можно было ожидать от старой женщины, муж которой регулярно участвовал в традиционных нищенских соревнованиях «Шаром покати» в бильярдном зале «Шариат». Заинтригованный зачумлённой передачей «Толковище с самим собой» о создании неврастенического клуба психоделических знакомств «Dating Annus .come» с филиалом в Конфеттэне для фальшивоминетчиц, я пострадал за связь с румынкой, которую «чаушеску» разок. На одном астматическом дыхании я настрочил то, с чем вам доведётся столкнуться в стремглавном радиопрологе с галушками воспоминаний, превышающих уйму страниц с сотнями поэтических отступлениий, зачатых на наковальне удешевлённых страстей типа «За цыганским углом вас ждёт черноморская Эсмеральда, жующая любимое пирожное Мусорная корзинка». Для справки замечу, что необязательно босиком морщить носиком, чтобы ощутить себя помятым чайником с третьеинфарктным театральным звонком в доме, где излишне повышенное внимание уделяется глухонемой собачке Лайке, не сдавшей кровь на водительские права.
Когда мне стукнуло два года, всё в моём младенческом организме вознегодовало. Не потому ли я, получивший элементарное музукальное образование по безналичному обсчёту, пишу водоналивные стихи, в которых невозможно определить ватерлинию с логарифмами продуманных гадостей о расторжении фрака. С пишущей ручкой наперевес, наслаждаясь зачатием очередного перла, выловленного из азбучных истин, я зачитываюсь собой – пролиферативным поэтом отсталого авангарда, не входящим в высоковольтный разряд сорящих деньгами направо и налево.
В основном мои вместительные вирши измеряются семистопным ямбом с градусником подязыковых (в младенчестве анусовых) измерений, застывших на нуле. Они рассчитаны на ненасытного читателя-вампира, упивающегося горем других, в то время как утончённая шпионская сеть детектива, заключённого в них, не выдерживает облакотившейся тучи критики, всегда готовой дать под дых вдохновению.
В частности, ожидающая вас незамысловатая песенка, раздражающая не только слизистую «Сегодня – это Ад, завтра – самуРай» исполнялась в стиле простуженного рэпа, запетого до дыр умопомрачительной тишины – производного подворотен и баскетбольных площадок памяти застреленного в разгар игры Джека Провианта Третьего.

В связи с опросом в беге долгих лет
проснувшиеся с фигою в кармане,
который незапамятный рассвет
позёвывают в радиотумане.

Заджингленные слушатели тем
между острот, развязных прибауток
про теннисный наслышаны про «шлем»
Большой и слишком маленький для Люды.

Распаренный ведущий воссоздаст
картину новостей, в зубах навязших,
в надежде, что мы схаваем балласт
на нас рекламных «кроликов» катящих.

Не влезет друг-Михалыч наугад,
Илья по-инквизиторски не спросит,
– Где нынче опылявший «Детский сад»
стихами пчёлка-виртуоз Иосиф?

Сезамом открывают «Клуб знакомств»
без волокиты, денежных наколок.
И угадайте! Нет, не Шерлок Холмс –
возглавит его здешний кофтальмолог.

Без комментариев люди не поймут,
заместо правды выдадут placebo, 
подмогой в том ведущий баламут,
за что ему визжайшее спасибо.

Таких, готовых на любой обет
не сыщешь в нашей геттовской округе.
Успех маячит, результатов нет,
и побоку старанья и потуги.

Но как без вас мне, милый ветрогон,
прижиться в волнах радиолишений?
Я ваша тень, ваш фан, неготифон,
бездонный полигон для размышлений.   

Концовка вышевоспроизведенного произведения на экспертный взгляд требовательных тараканов, собравшихся на стене, судя по шевелению их щегольски закрученных усов оказалась неудачной. Они придерживались правила «Лапка лапку «Моёт» (ты меня вызываешь на бис, я тебя вызываю на бис – считай, что мы с тобой бисквиты). Покручивая редкие волосики на лобках, коричневые усатики догадывались – при таком обороте ковбойская погоня с моей стороны им не угрожает.
В эту ответственную минуту, когда по папоротниковым листьям ползали козявки, а проседающих носов не было видно, меня почище «Песнь песней» охватила непреодолимая печаль из печалей по затерянному утончённому вкусу. Она, как вы заметите в дальнейшем, внесёт значительную задержку в развитие задёрганной фабулы, и всё из-за того, что когда-то в песочнице начинающие национальные мстители в надорванных джинсах низкого пошива уложили меня на обе лопатки, чтобы не фарисействовал, копаясь в неподкупном себе. Это в значительной степени подтолкнуло меня к принятию передовых сионистских идей: «Веки – не голос, их можно подтянуть и поднимать на кого угодно!»
Между прочим, данный эпизод использован мной в сценарии о родильном отделении «Комедия положений», где роженицы отдыхали на железной скамейке для превилегированных, а какой-то медбратан подключил её к электрической сети. С того златовремячка кроваво-носового периода, когда тщетно искал спонсора и содержанку сценария «Врёшь – не пройдёшь, я надела трусики», я прослыл закоренелым славянистом в кафе «Коллекционная зажигалка жиголо». Там я, вовремя отдавший за президента располагавший значительной суммой голос, поражал друзей-сутенёров и знакомых катал, разводивших любовный костёр на деньги, парочкой фраз: «Человеку в куртке с корнюшоном не страшны ливни и снежные бури» и «Процесс опущения точнее всего отражён в путевых заметках яичек «Из пахового кольца в мошонку».

Такое расскажу тайком,
что станет плохо с сердцем.
Родился древним стариком,
а умер я младенцем.

Всю жизнь прожил наоборот,
ловя хвост, как собака,
и никогда не лез вперёд,
а только в зад и раком.

Всех в старолетстве удивил –
пел тенором – не басом.
В аспирантуру поступил,
закончил первым классом.

Я двери к шишкам открывал
кривым ударом пяткой.
Без вычетов всё отдавал,
когда давали взятки.

Сам через трудности прошёл,
пропятившийся задом.
На пенсию в детдом ушёл
в пять лет с тройным окладом.

Ну а когда пришёл черёд
и мне остепениться,
подал сначала на развод,
чтобы затем жениться.

Хорошее брал от семьи,
не раскрывая кода,
я дверцу открывал в любви,
но с заднего прохода.

Я покусал собачку в лапу –
ей делали уколы.
Внук утешал и тоже плакал,
забрав меня из  школы.

Глядишь, через пару годков
и к психиатру сводит,
а вот нормальные часов
назад не переводят.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #14)