Приходилось идти далеко. Дальше стен, фонарей, проселочных дорог туда, где теплилась жизнь в последней своей инстанции. Всё вокруг казалось таким знакомым - конечно, я бродил и здесь, на бетонных, перемешанных с мраморными вставками, дорожках старых, но вечно прекрасных и тихих мемориалов, наполненных духом минувшего века, и здесь, на косой земляной дорожке ведущей глубоко в лес, через который мне иной раз было необходимо пройти, что добраться до домашнего очага. Новый путь представлялся приключением - неожиданным и интересным, как новая книга, на страницах которой вспыхивали огоньками обыденные для обитателей, но совершенно необыкновенными для путешественников, детали и картины. В очередной раз, мне приходилось идти таким путем, путем в неизведанное и страшное, темное и готическое. Надо мной мертвыми уже несколькими тысячелетиями исполинами стояли грозные деревья. Чего пугаться мертвецов? Кто знает, может они безобидны, а может даже пусты. Вдали от крон, в низовьях, у стволов догорал звездным пеплом закат, превращаясь в звезды, хранящие остатки былого и уже забытого дня на чистом небе, чьё тело временами заполоняли кучерявые облака с причудливыми образами и формами. Наше солнце - звезды, рассыпающиеся перед нами зернышками пшеницы, которые перед началом нового дня под неимоверной силой космического притяжения снова сливаются в нечто большее, чем они сами есть на самом деле. А небо всегда чистое и днём, и ночью - в каждое мгновение с начала своего существования и с того момента, когда люди поднимают козырьки своих глаз наверх, остается девственно чистым покрытым атласным одеялом облачно-звездного оттенка. В безграничном пространстве вселенной для солнечных великанов небо застлано грязью, их грязью, а то небо, что видим мы, то, что истинно и интимно, чисто, потому что нам дана возможность видеть сущность небес изнутри. Деревья походили не только на мертвых каменных истуканов великого роста, но даже и на солдатов кавалерии. Вечно нести им службу на этой проклятой до рассвета земле окутанной пугающей тьмой, лезущей в глаза, распространяясь по телу потоком страха, как зараза, пропитывая корни. Браво стоят солдаты без движения - не дрогнет на их лицах и руках ни одна морщинка. Ниточка дома ведет меня через эти ряды, словно герцога или, не дай бог, короля.
Что-то вдруг разбудило мои ноги от старого сна и они понеслись в бег. Плевать на эти приказные манеры! Ветер обдувал лицо в попытках идти мне наперекор, но в голове крутилась мысль: " Не смей сдаться и упасть! "; и я бежал. Спустя нескольких попыток противостояния, ветер с осознанием поражения подхватил меня, сделав мой шаг легче и проще. Я будто парил над землей на огромной неземной скорости, забывая обо всем. Становилось легче и просторнее. Мой внутренний компас привел меня к ещё одним рядам, но тут уже были не деревья, а фонари. Они были схожи на тех деловитых, чопорных и высоких людей в строгих костюмах, ходивших с портфолио, в которых теснилась кажущаяся мне объемная макулатура: отчеты, счета, документы, докладные. В жизни столкновение с подобными людьми неизбежно. В том месте они стояли поодаль от своих соседей и напротив друг друга со своими большими божественно светлыми и проницательными очами. Видели ли они всё? Они видели всех и каждого, не пропуская ни одного от порицательной сонной проверки. Было страшно наступить в зону действия их преображающих лучей. Набирая в грудь огромные запасы воздуха, я шагнул в эту неизвестность, что жадно звала и ждала меня в самом начале пути домой. Речь начала литься из моего рта водопадом, всё сокровенное и неописуемое выскользнуло наружу. Казалось, что ветер снова подхватил меня, как старый друг. Чего мне оставалось думать - почему так легко на душе? Груз спадает, душа легчает, а тело устремляется ввысь.
Я исповедался.