Лежалый снег затоптан и не бел.
Он, как бельмо, изрядно надоел.
Горбами крепко врос и въелся в город.
Сугробы нежат сытые бока,
их ни кнутом, ни пряником пока
не сдвинуть, как династию Тюдоров.
Рюкзак возьму, причёску изменив,
пойду проспектом - воздух говорлив,
где заглушают «Мурку» «Мураками»*.
Сосульки мелким дребезгом звенят,
и скоморохи пляшут невпопад
с рекламными зелёными флажками.
Мой город — тёртый временем, калач.
Его хоть с кашей ешь, хоть раскулачь,
хоть разбери живьём на табуретки!
Порой банкиры треплют за грудки,
а он с крутого берега реки
гоняет тучи яблоневой веткой.
Подставить бы ему своё плечо
и так молчать, обнявшись, ни о чём,
смотреть, как в двери сводчатого храма
идут к обедне наши старики -
им сто веков повадно и с руки
молиться за святого и за хама.
А март баклуши бьёт на полпути.
Весне осталось реку перейти,
проплыть ручьями, вытряхнуть долины
из летаргий медвежьих. Ну, а там -
и верба, и гроза, и птичий гам,
и жизни этой меньше половины...
-------------
*песня группы Ночные Снайперы.