Утро ворвалось в сознание дребезжащим звоном будильника. На работу выбегаю в темпе. Вначале обслуживаю вызовы на дому. За один квартал довожу скорость до крейсерской. Мысленно посмеиваюсь в свой адрес: " От винта! Доктор на вызове!" По дороге встречаю Максима Дорохова. На его любопытствование - куда я? Коротко бросаю: "На участок!" Он удивляется: "На дачу с утра?!"
- Если бы! На педиатрический участок с визитами на дом!
Дети в постели или весело играют, дожидаясь визита доктора Айболита. Иногда, пришедший на вызов врач, больнее больных.
Диагнозы, адреса, родители мелькают со скоростью ручной работы и пешей прогулки.
Иду по участку. Пары выпущены. Реактивная сила не та. Суставы поскрипывают, сердце недовольно постукивает. Вызовов еще много. Боюсь не успеть к началу приема в поликлинике. Мне всегда снится один и тот же мучительный сон, что я не успеваю обслуживать вызовы, опаздываю на прием или что не укладываюсь во время приема, а за дверью кабинета еще много жаждущих попасть ко мне на осмотр.
Бреду по участку. Всё-таки, автомобиль - это невероятно полезное для для участкового врача изобретение человечества. Как бы он мне сейчас облегчил участь тягловой силы. Таскать своё тело по многочисленным вызовам в течение пяти часов становится не подъёмно. Но протеста нет. Есть стоическое сосредоточение.
На Крестьянском у ребенка угроза пневмонии. Пишу направление на рентген и, если лягут, то направление на госпитализацию. Вечером надо проверить исполнительность родителей.
Последний вызов у Чалых. Катастрофически опаздываю в поликлинику. Хорошо, что домой заскочил папа девочки. Мать быстро снаряжает его подбросить доктора к больнице. Владимир Чалый лихо подвозит меня на своем красном "Мерсе". В регистратуре смеются: " Доктор, у вас персональный водитель на иномарке?"
"Нет, в жизни всегда есть место празднику!"
Меня уже спрашивала заведующая: "Где врач Мазур?"
"Ушла на вызов на Космодемьянскую. Просила, если не вернется, считать коммунистом".
Улица Космодемьянская - самая отдаленная и неухоженная на моем участке. Повезло Зое с таким посвящением. В зимнее время нельзя одолеть обледенелый спуск к улице без риска для жизни или позора при неловком падении и приземлении в непотребной позе.
Возле моего кабинета толпа. У двери сразу несколько мамочек держат оборону. Все, разумеется, первые. Решительно подхожу к двери, одна мамаша явно записавшаяся ко мне с другого участка, грубо останавливает меня: "Куда прешь! Видишь, люди стоят!"
"Да я, собственно, на работу!"
Ничуть не смутившись, посетительница, нехотя, пропускает меня.
Прием напряженный. Больных много. Много пациентов и с других участков. Всех надо вылечить и успокоить, поделиться здоровьем и, если хотите, жизнью.
К концу приема заходит с мамой Максим Шаболин. Он всегда входил плачущим. И, казалось, затягивал свою заунывную песню еще в коридоре. Мама меня разочаровала, что хныкать он начинал еще дома, когда она только собирала сына в поликлинику. Я всегда уговаривала его поиграть со мной в телефон чтобы он подышал, поговорил мне в трубочку, а потом я за хорошее поведение дам ему подержать мой раскрасивый стетоскоп, редчайшую игрушку для боязливых детей. Ничего не действовало. На сей раз времени на уговоры, а главное сил, уже не было. Я ласково подзываю Максимку к себе на аускультацию. Мальчик повзрослел неожиданно и огорошил меня требовательно-недоверчивым вопросом: " Трубку дашь поиграть!" Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
Пришли сестры Качарян на прививку - известные плаксы. Я вся расползаюсь в лести, нахваливая их красивые платьица, трогая оборки, а сама тем временем уже пальпирую лимфоузлы. Спрашиваю у Карины: " Дашь наряд свой сфотографироваться?" Она тут же жадно парирует: " Он тебе не померяется!" И не надо. Осмотр уже окончен.
Пришли с новорожденным на прием. Пока с медсестра с мамой взвешивают ребенка, он громогласно орет. Подхожу я к пеленальному столу и жалостливым тоном поругивая неумёх, обращаюсь к младенцу на языке, понятном только нам двоим. Мой шорошивый сладковый ребенок... Малыш затихает и прислушивается Медсестра смеется: "Слышна родная немецкая речь!" Осмотр веду тщательно по всем органам и системам, не минуя интимных мест, не боясь обвинения в педофиллии . Как сказала бы Елена Малышева - без темноты и мракобесия.
После приема приступаю к ночному дежурству по детской больнице. Начинаю его с обхода в ОПН. Осматриваю тяжелых больных в отделении патологии новорожденных.
Недоношенный, еще не имеющий даже имени, лежит в кювезе. Привычного детско-лягушачьего "у-а, у-а " не прозвучало. На атрофичном личике появилась гримаса боли. Крохотное тельце новорожденного ребенка притягивает своей слабостью, беззащитностью. В сердце, как в сочном яблоке, появляется червоточина жалости. А на жалость распылять силы было нельзя. Надо, вооружившись знаниями, принимать болезнь в штыки, не оставлять ей шансы на выживание. Выжить должен этот малыш. Выжить ради своих будущих детей и внуков. Руки привычно, нежно и почти автоматически переворачивали ребенка. Мой стетоскоп припал к его груди, как спускаемый космический аппарат - такой же блестящий и диковинный для больного. Сердечко малыша тут же стало жаловаться мне на ушко, как ему трудно качать кровь, хочется успокоить шумы и отдохнуть. "НЕ сочковать!" - мысленно приказала я сердечку младенца и добавила назначения для капельницы.
В грудном отделении лежит ребенок Ванечка с моего участка. Он не тяжелый. Его-то уж быстро поставим на ноги даже если он не ходил до этого. На Ваню я давно положила глаз. Гладкое милое личико, нормальная упитанность кроткий миролюбивый нрав делают мальчика похожим на ангелочка. Общение с ним ласкает мне старую врачебную и трепетную поэтическую душу.
После дежурства иду в десятую школу которую я когда-то окончила. На стене между медкабинетом и учительской висит доска почета с фамилиями медалистов разных лет. Там есть и моя фамилия. Сей факт никакого педагогического эффекта не имеет на моих детей. Разыскиваю на перемене своих диссидентов, чтобы узнать как они. Почему - диссидентов? Дети всегда инакомыслящие по отношению ко взрослым, особенно к своим родителям и учителям. В случае непослушания, изливаю на них гроздья гнева. С фельдшером школы мы выстраиваем сицилийскую защиту по профпрививкам. Чтобы ни один вирус не прошел, не пробил иммунный барьер школьника.
Вечером дочь спрашивает: " Врачевать - это состояние или действие?"
- Это чувство колоссальной ответственности перед больным и его родителями перед страной в целом за здоровье нации. Мы с коллегами хотели бы видеть молодые поколения россиян да и землян, конечно же, не только соматически, но и духовно и морально здоровыми.
Засыпая, прокручиваю калейдоскоп дня. Мелькают его диковинные кадры и сюжеты. Одолевают тревожные мысли о завтрашнем дне. Пытаюсь уснуть, пока тревога и усталость не привели к бессонной ночи.
Завтра опять вести дневник педиатра - манум армата - вооруженной рукой, вооруженной интеллектом, душой и литературным даром, доставшимся мне не даром. Спокойной ночи, доктор! Будьте здоровы!