Мне на мир обидеться можно тоже,
да стерпел я всё, как утёнок гадкий:
или в морду бил он, иль корчил рожи,
иль форсил, блатные являя повадки.
Это было после войны Великой,
груб и нагл он был, и ни грамма лака,
а потом лицом вдруг иль даже ликом
обернулся ко мне, и я заплакал.
Я заплакал о том, что лишён был детства,
безотцовщиной был, беспризорным, нищим,
никуда от этого мне не деться,
хоть живу роскошно и завален пищей.
Мне на мир обидеться можно было,
потому что светлого было мало:
зла душа не держит, но не забыла
ничего, хоть долго не понимала,
что нельзя так жить, как тогда мы жили,
что любовь спасает, а не окопы;
иль такая страна нам досталась, или
сами мы никудышние, недотёпы…