День рождения Сергея Юрского. Совсем недавно ушедшего.
Добрых слов в адрес этого замечательного артиста в связи с этим сказано за последнее время много. Добавить особо нечего.
Зато мне вспомнился телеспектакль «Бездна» по пьесе Р. Бредбери с его участием, который в 1987 году впервые приковал моё внимание к этому актёру.
Нет, до этого, конечно, был «Золотой телёнок» и Груздев из «Места встречи…». Но там личность, хоть и светилась сквозь роль, но детский неискушённый мой глаз её не особенно различал.
А тут… Вроде, и телеспектакль-то – не бог весть. Но – с магией. И магия эта исходит от Юрского. И, однажды подпав под неё, сохраняешь эту зачарованность на всю жизнь, - лишь углубляясь и находя всё новые и новые тонкости.
Конечно, я, дитё, тогда, в середине 80-х, ничего не знал про биографию Сергея Юрьевича. Ни про театральные роли, ни про гонения на него, ни про литературное творчество. Это сейчас всё это можно узнать и увидеть двумя нажатиями кнопок, а тогда – не-а. И весь удивительный поздний Юрский был ещё впереди, - для всех, включая самого себя.
Но личность его так торчала с экрана в этом перестроечном спектакле, совершенно невозможном на экране ещё за пару лет до, что пройти мимо, не зацепившись, словно штанами за гвоздь, но – не на секунду, а раз и навсегда, было невозможно.
Вот он, этот телеспектакль. Может, с его помощью, как и я 30 с лишним лет назад, кто-то еще откроет для себя Юрского:
https://www.youtube.com/watch?v=Yors8cRqowY
А вот одно из замечательных стихотворений Сергея Юрьевича:
***
Всё начнётся потом, когда кончится это
бесконечное душное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,
чтоб скорее пришло то, что будет потом.
Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве… ну в юности… самую малость…
Может, были минуты… часы… ну, недели…
Настоящее будет потом! А на деле
На сегодня, назавтра и на год вперёд
столько необходимо-ненужных забот,
столько мелкой работы, которая тоже
никому не нужна. Нам она не дороже,
чем сиденье за чуждым и скучным столом,
чем свеченье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
самолёт нас уносит в чужие края.
А когда мы вернёмся домой, неужели
не заметим, что близкие все почужели?
Я и сам почужел. Мне ведь даже неважно,
что шагаю в костюме неважно отглаженном,
что ботинки не чищены, смято лицо,
и все встречные будто покрыты пыльцой.
Это не земляки, а прохожие люди,
это всё к настоящему только прелюдия.
Настоящее будет потом. Вот пройдёт
этот суетный мелочный маятный год,
и мы выйдем на волю из мучившей клети.
Вот окончится только тысячелетье…
Ну, потерпим, потрудимся, близко уже…
В нашей несуществующей сонной душе
всё застывшее всхлипнет и с криком проснётся.
Вот окончится жизнь… и тогда уж начнётся.
1977