Человек один брел по пустыне:
Он был стар, но все еще не мудр.
Думал он, что наконец остынет,
Сквозь песок не стянутся к нему
Ни друзья, чье общество достало,
Ни семья, что заводить не стал,
Ни подруга, что давно устала
Все прощать, вздыхать, считать до ста.
Медитацию считал он глупой:
Лучше выплеснуть весь гнев вокруг
И пускай все те, кто словит ступор,
Разбегутся и хранят испуг.
Человек был стар, но по лицу не скажешь:
Ни морщин, ни белизны висков.
Человек шел быстро и без трости даже,
Но казалось, что он нездоров.
Его взгляд блуждал как будто между
Всех песчинок, редких звезд, искал
Что-то важное, смотрел так нежно,
Как луна касалась серых скал.
Этот взгляд безумен был отчасти,
Не найдя, он тут же свирепел.
Почему в пустыне ищет счастья,
Он придумать так и не сумел.
Может быть, оазис тем прекрасней,
Что дойти мучение и труд,
Только этот труд такой напрасный...
Как Сизиф тот Человек был глуп.
Вечность шел, а может, так ему казалось,
Не один оазис обходил.
Словно поезд с безымянного вокзала,
Он не мог вокруг найти светил.
Он не мог понять, оазис это
Или безысходности мираж,
Потому душа была раздета,
Но сближению мешал мандраж.
Наконец пришел, увы, к финалу,
Взгляд потух, и тяжесть с старых плеч,
Незамеченная поначалу,
Вынуждала на бархан прилечь.
Тут закончилась его дорога
Мимо счастья, от любимых прочь.
С ним остались лишь его тревоги
И беззвездная пустая ночь.
2019