Читала в нашем ЛИТо доклад о женской поэзии. Вдруг кому-то будет интересно.
От Анны до Анны
Их первые книги вышли в Санкт-Петербурге почти одновременно, с разницей ровно в сто лет. В 1812 "Неопытная муза", в 1912"Вечер". Их поэтические дебюты состоялись с разницей в сто лет и один год.1806 и 1907.
В 1907 в журнале "Сириус", издаваемым в Париже Николаем Гумилёвым, за подписью "Анна Г." Было опубликовано
"На руке его много блестящих колец -
Покоренных им девичьих нежных сердец.
Там ликует алмаз, и мечтает опал,
И красивый рубин так причудливо ал.
Но на бледной руке нет кольца моего,
Никому, никогда не отдам я его.
Мне сковал его месяца луч золотой
И, во сне надевая, шепнул мне с мольбой:
"Сохрани этот дар, будь мечтою горда!"
Я кольца не отдам никому, никогда."
Девичья фамилия Горенко навсегда осталась среди ранних стихов, но некоторые из ранних она опубликовала на закате дней, как ахматовские. Под первыми публикациями 1911 года стоял не просто литературный псевдоним, каковых в ту пору было уже немало, но трудно представить известнейших поэтов серебряного века под своими фамилиями: Тетерников (Фёдор Сологуб), Лотарёв (Игорь Северянин), Бугаев (Андрей Белый). Но Анна Горенко, став Анной Ахматовой, восстановила родовые корни, тем самым предопределив свою поэтическую судьбу, но упомянет об этом всего лишь раз, вскользь: "В семье никто, насколько глаз видит кругом, стихи не писал, только первая русская поэтесса Анна Бунина была тёткой моего деда"
Итак, "от Анны до Анны"
Анна Бунина(1774-1829) вошла в историю русской поэзии, как "русская Сафо".
Кюхельбекер об Анне Буниной: "г-жа Бунина- женщина-поэт, явление редкое в нашем отечестве, и, сверх того, поэт с дарованием, поэт неподражатель. Что же касается слога, он не есть слог новейшей поэзии, очищенной трудами Дмитриева, Жуковского, Батюшкова: г-жа Бунина шла своим путём и образовала свой талант, не пользуясь творениями других талантов"
Разлука — смерти образ лютой,
Когда, лия по телу мраз,
С последней бытия минутой
Она скрывает свет от глаз.
Где мир с сокровищми земными?»
Где ближние — души магнит?
Стремится мысль к ним — не о ними
Блуждает взор в них — и не зрит.
Дух всуе напрягает силы;
Язык слагает речь, — и ах!
Уста безмолвствуют остылы:
Ни в духе сил нет, ни в устах.
О чём же писала первая русская поэтесса?
То были Хвалы царям, гимны, оды российским войскам:
Ура! Кутузов несравненный,
Российским Богом вдохновенный!
Ура! Спокойства, слово-дар!
Ура! Петрополь, вся Россия!
Ура! Счастлива династия!
Ура! бессмертный россов царь!
Названия стихов сохранялись длинные:
"Тем, которые предлагали мне писать гимны"
"На смерть капитана гвардейской артиллерии Ростислава Ивановича Захарова, на 26 году от рождения на бородинском деле убитого"
"Усердное призывание Александра от верноподданных его, торжествующих в Петербурге взятие Парижа 1814 апреля 15.16 и 17"
"На истребление французов, нагло в сердце России вторгшихся"
Пал наглый супостат России!
Где вы, тьмочисленны полки,
Что, гордые подъемля выи,
Презрев союз её руки,
Дерзнули ей грозить цепями?
Где ныне вы? Легли рядами!
И даже ваших нам имён
Не скажет надпись гробовая:
Прохожий, прах ваш попирая,
Не будет знать, кто им попран… ( и так на 9 страницах)
Анна Бунина писала не только патриотические стихи, но и басни и сказки.
В 1811 почётным членом "Беседы любителей русского слова стали Анна Бунина и Анна Волкова.
Анна Волкова (1781-1834) Родилась в СПб
До 1824 года, на протяжении 20 лет тихой лиры глас Анны Волковой был далеко не последним в поэтическом многоголосье, но последующие 10 лет она провела в глубокой тишине, при жизни перейдя в разряд забытых поэтов.
Шишков об Ане Волковой: "Увидел я в одах её девицу с дарованиями: в стихах её ручеёк. Она искусная описательница природы, умеющая изливать нежные чувствования, к каковым женское сердце всегда способнее бывает, чем мужское" Но пейзажная и любовная лирика публиковалась в разделах "мелкие стихотворения", а центральное место занимали оды:
"Ода его императорскому величеству Александру первому самодержавцу всероссийскому на одержанную над французами победу под Красным генерал-фельдмаршалом князем Голенищевым-Кутузовым Смоленским"
Весна
Зимы суровость прекращенна,
Не зрим её мы больше здесь.
Под игом хлада умерщвленна
Природа оживает днесь:
Бугры снегов огромны тают,
Зефиры тихие летают:
Лишь солнце в знак вошло овна,
Замолкли бурны Аквилоны
Не слышны страшны оных стоны,
Златая к нам придёт весна.
Мария Осиповна Москвина (1765-1824) представляла круг поэтов - карамзинистов, культивировавших "дамское сочинительство" и издававших первые в России дамские журналы. Родилась в богатой купеческой семье, получила великолепное домашнее образование. Её учителем музыки был немецкий композитор и пианист Иоганн Вильгельм Геслер.
"О Геслер, это ты мне душу восхитил" – напишет она позднее.
В 1802 году вышел её поэтический сборник "Аония или собрание стихотворений" – этот сборник стал своего рода программным для дамского сочинительства того времени. В дальнейшем Белинский отметил его в ряду примечательных произведений того времени.
Она владела формами: послание, мадригал, рондо, эпитафия, эпиграмма.
***
Какой приятный звук мой слух так поразил?
О Геслер, это ты мне душу восхитил,
Когда учил меня с восторгом, я внимала
Всегда твою игру, что душу мне питала.
Пренежно форте-пьян в руках твоих стонал.
И нет подобного тебе, кто б так играл.
Ты фугу громкую пресильно выражаешь,
И тону в тон другой ты быстро прелетаешь.
О Геслер! Уж давно весь свет то говорит,
Что сильно музыка тобой сердца разит:
Исполнены огня твои все сочиненья!
Потомство будет чтить в тебе твои творенья!
Александра Андреевна Фукс(1805-1853) была племянницей Гавриила Каменева автора одной из первых поэтических сказок - предтеча романтических баллад Жуковского
"Мы должны принести должную дань его памяти: этот человек много бы сделал, ежели не умер так рано" – говорил о нём Пушкин.
Всё это определило особое положение в литературных кругах Казани Александры Апехтиной, которая вышла замуж за профессора Казанского университета Карла Фукса (1776-1846)
"Брак знаменитого учёного с умною и поэтическою Александрой, - отмечал современник, - составил эпоху в жизни Казани, а в доме Фукс образовался литературный салон, который держался четверть века: беспримерное явление в русской провинции". Все русские поэты того времени, приезжавшие в Казань, считали своим долгом посетить её салон. В т.ч. Денис Давыдов, Николай Языков, Евгений Баратынский. Встречалась Александра Фукс с Пушкиным, проезжавшим через Казань.
"Всё покоилось в природе,
И мой дом спал крепким сном;
Солнце красно на восходе
Нас поздравило со днём.
Не успела я дремоту
Отрясти с моих очей,
Не успела дать отчёту
Я ни в чём душе моей;
Тьма приятных сновидений
Наяву мечталась мне –
Вот какой-то чудный Гений
Вдруг явился в тишине
Мария Алексеевна Лисицына (1810-1842) дебютировала в 15 лет в женском журнале, издаваемом в Москве поэтом-сентименталистом Шаликовым, сыгравшем немалую роль в появлении в русской литературе женской поэзии и женской прозы. Дебютировала Мария Лисицына стихотворением
"К бедности"
О бедность! Друг мой неизменной!
С тобой нет скучного мне дня!
Дороже всех богатств вселенной
Ты жизни счастье для меня!
Ты путь мне к таинству открыла
В трудах веселье находить!
Ты долей сладкой наделила
Вдали от шума света жить!
Я жала зависти не знаю,
Ты щит мне верный от него;
Я сердцем в мире засыпаю
Под сенью крова твоего.
Ко мне в обитель не коснётся
Коварство хитрое людей;
Оно стрелою пронесётся
В чертоги пышных богачей!
Корысть бежит убогой хаты;
В ней люди с совестью одной
И разве, разве что богаты
Подчас игривою мечтой!
О бедность! Друг мой неизменной!
С тобой нет скучного мне дня!
Дороже всех богатств вселенной
Ты жизни счастье для меня!
Современники отмечали душевность её поэзии и сердечность правды.
Иван Кириевский: "Какие высокие минуты восторга должна была испытать она, какие мучительные, светлые, невыносимые минуты вдохновения она должна была вынести, чтобы вырвать из сердца своего такие глубокие пронзительные звуки."
Триумвират московских поэтесс Лисицыной, Серафимой Тепловой и Надеждой Тепловой предстал в Альманахе " Денница" 1830.
Лисицына была представлена этим стихотворением:
Грустно скукою своею
Добрым людям докучать.
Что же делать?
Не умею я печаль свою скрывать.
Людям счастье, людям радость –
Мне же грусть одна дана;
Пронеслася жизни младость
Будто шумная волна.
Этот выпуск "Денницы" был выделен Пушкиным, а стихи трёх поэтесс отмечены, как "приятная новость в нашей литературе"
В это время и сам Пушкин начал публиковать поэтесс в "Северных цветах"
Надежда Сергеевна (Терюхина)Теплова (1814-1848)
Дебютировала в журнале "Московский телеграф" в 13 лет.
К родной стране
О, Скалба родная! Теки и красуйся по родшим полям,
Волнами плеская по свежим, высоким, крутым берегам.
Лес мирный, печальный! По-прежнему светлых небес достигай
И сладостной тайной ты путнику душу мечтой наполняй.
Свод неба яснее в родимых краях,
Луч солнца светлее играет в сребристых и тинких зыбях.
В "Деннице" Максимовича наряду с Пушкиным, Веневитиновым, Петром Вяземским, Баратынским, Фёдором Глинкой, Языковым предстали сёстры Тепловы 15 и 18 лет и Мария Лисицына 20 лет.
На сборник 19-ти летней Тепловой современник напишет: "Вот какие стихи может писать женщина! Она в своей сфере, в кругу чувства, любви! Разумеется, это не абсолютная красота, но чтобы стихи нравились вполне, их надобно в своём понятии соединить с автором женщиной; это будет одно цельное произведение, все неопределённости получат тогда значение. Главное условие – истина чувства – есть в этих стихах"
Высота
Люблю я быть на высоте.
Когда над ней нависнут тучи,
Когда завоет бор дремучий,
Погаснут звёзды в темноте.
Мне молнии прекрасен вид,
Она над мрачною вселенной,
Как мысль великая блестит
Души поэта вдохновенной.
Раскаты грома, ветра шум,
И моря бурного биенья –
Всё полно чувств. Всё полно дум,
Любви, надежды и волненья!
Осень
Уныло воет ветр ночной,
Заглохнул бор, поляны пожелтели,
И не слыхать ни песен, ни свирели
В долине тёмной и пустой.
Кристальные потоки замерзают,
Их, скована, безмолвствует тоска
И в небе дымном облака
Туманною грядою пробегают.
И обнажённые, колеблясь, дерева
Таинственный высказывают ропот,
И сердцу слышится их шёпот,
До слуха чуткого касаются слова.
На смерть А. С.Пушкина
Смиритеся, отважные мечтанья,
Здесь ничему свершиться не дано!
Великому - предначертанье!
Прекрасному - мгновение одно!
Ещё твоих мы ждали песнопений, -
Все кончено! Твой грозный час пробил,
Наш вековой поэт и гений,
Исполненный могущественных сил!
Так и тебя судьба не пощадила!
Задумчиво над урною твоей
Главу Поэзия склонила.
Кто заменит утраченное ей?
Как важны были начинанья!
Увы, сколь кратко бытие!
Но имя славное твоё
Веков грядущих достоянье!
1837 г.
Евдокия Петровна Ростопчина.(1811-1858) – рожденная под одной звездой с Лермонтовым, Пушкиным, Жуковским, достойный представитель женской поэзии в Золотом веке.
Певица
(Бартеневой)
Она поет... и мне сдается,
Что чистых серафимов хор
Вдоль горних облаков несется,
Что мне их слышен разговор.
Она поет... и я мечтаю,
Что звукам арфы неземной
Иль песням пери молодой
Я в упоении внимаю.
Она поет... и сердцу больно,
И душу что-то шевелит,
И скорбь невнятная томит,
И плакать хочется невольно.
Она поет... и голос милый,
Тая дыханье, я ловлю,
И восхищаюсь, и люблю
Его звук томный и унылый!
Она поет... и так умеет
И грусть и чувство выражать,
Что сердцу, кем тоска владеет,
Немудрено ее понять!
Прасковья Арсеньевна Бартенева (1811- 1872) - русская певица (сопрано). Ей посвятили стихи также И. И. Козлов и М. Ю. Лермонтов.
1831, Москва
Каролина Карловна Павлова (1807-1893)- переводчик, прозаик, поэтесса. Переводила на немецкий Пушкина, Жуковского, Баратынского, Дельвига, Языкова, Веневитова. Сама писала стихи на русском и на немецком. Первый сборник переводов и стихов вышел под её девичьей фамилией Яниш. В 1827 познакомилась с высланным из Польши Адамом Мицкевичем. Об истории их любви и несостоявшемся браке вспоминала Каролина на закате жизни:"я люблю его сегодня, как любила в течение стольких лет разлуки".
Иван Кириевский о Павловой: "Мне досадно видеть, что русская девушка так хорошо владеет стихом немецким, ещё лучше французским, одно из которых, положенное на музыку Франца Листа, стало популярным русским романсом "Женские слёзы". Мы же можем наслаждаться им в переводе Р. Рождественского.
ЖЕНСКИЕ СЛЕЗЫ
О, почему, когда всечасно
Судьба не шлет уже угроз,
Так много льется слез напрасных,
Неизъяснимых женских слез?
Не понимая их значенья,
Вы презирать их не должны.
Ваш смех земной — лишь оскорбленье
Тех слез, что небом рождены!
Что сердце женщин наполняет,
Вам никогда не испытать.
Пускай их души утешает
Небесной тайны благодать.
Не горем и не сожаленьем
Сердца их бедные полны.
Ваш смех земной — лишь оскорбленье
Тех слез, что небом рождены!
Яркой страницей в русской поэзии стали поэтические послания Каролины Павловой к Николаю Языкову. Их стихотворная перекличка длилась 19 лет.
Из стихов, написанных на русском языке, можно отметить это:
"Ты, уцелевший в сердце нищем,
Привет тебе, мой грустный стих!
Мой светлый луч над пепелищем
Блаженств и радостей моих!
Одно, чего и святотатство
Коснуться в храме не могло;
"Моя напасть! Моё богатство!
Моё святое ремесло! – эти строки стали ключевыми в книге Марины Цветаевой "Ремесло"
Не только о любви писала Каролина Павлова
Разговор в Трианоне (отрывок)
Трианон (фр. Trianon) — деревня поблизости от Версаля, выкупленная королём Людовиком XIV и прекратившая своё существование в 1668 году. Её земли были присоединены к садам Версаля и именно на этой территории были построены дворцы Большой и Малый Трианон. В Большом дворце в 1920 году был подписан Трианонский мирный договор с Венгрией.
Я в цирке зрел забавы Рима;
Навстречу гибели шел мимо
Рабов покорных длинный строй,
Всемирной кланяясь державе,
И громкое звучало Ave!
Перед несметною толпой.
Стоял жрецом я Аполлона
Вблизи у Кесарева трона;
Сливались клики в буйный хор;
Я тщетно ждал пощады знака, -
И умирающего Дака
Я взором встретил грустный взор.
Я был в далекой Галилеи;
Я видел, как сошлись евреи
Судить мессию своего;
В награду за слова спасенья
Я слышал вопли исступленья:
«Распни его! Распни его!»
Стоял величествен и нем он,
Когда бледнеющий игемон
Спросил у черни, оробев:
«Кого ж пущу вам по уставу?»
- «Пусти разбойника Варавву!» -
Взгремел толпы безумный рев.
Я видел праздники Нерона;
Одет в броню центуриона,
День памятный провел я с ним.
Ему вино лила Поппея,
Он пел стихи в хвалу Энея, -
И выл кругом зажженный Рим.
Смотрел я на беду народа:
Без сил искать себе исхода,
С тупым желанием конца, -
Ложась средь огненного града,
Людское умирало стадо
В глазах беспечного певца.
Елизавета Никитична Шахова (1822-1899)
В монашестве мать Мария. Её отец был выходцем из Персии и приходился родственником персидскому шаху. Дед по матери – татарский воевода. Шаховы – один из знатных дворянских родов России. В семье Елизаветы часто читали вслух для слепой матери. Пушкин носил на руках трёхлетнюю Лизу и видел в её глазах "огонёк поэтического вдохновения". В 10 лет начала писать стихи, поэтический дебют в 15 лет
К портрету А. Пушкина.
Вотъ онъ! Живое вдохновенье
В;нчаетъ думное чело!
Какое дивное явленье
Надъ нимъ торжественно взошло?
Онъ веселъ, ясенъ взоръ вперенный
Въ непроницаемую даль;
Уста св;тлы... О, не тогда ль,
Отъ Духа свыше озаренный,
Свои высокія мечты
Изъ головы темно-кудрявой
Перелагалъ онъ на листы,
Еще нев;данные славой!
Прими ненужный мой прив;тъ,
Нашъ лавроносецъ невозвратный,
Сладкоглаголивый поэтъ!
Ужель на геній необъятный,
На чудотворческіе сны,
У насъ не явится насл;дникъ, —
Ужель, за скорбь такихъ утратъ,
Могила Музъ осиротила,
И такъ ревниво отдалила
Отъ насъ безсмертнаго возвратъ?
Послание Бенедиктова "Инокине" вместе с возражением на него послушницы Шаховой считают уникальнейшей поэтической полемикой 19 века.
Гармония природы
Я люблю тебя, о лазурное,
Небо Севера, редко ясное,
Я люблю тебя, море бурное,
И отрадное и ужасное!
Я люблю тебя, ненаглядная,
Леса тёмного прелесть чудная,
Ень раздольная, изумрудная,
В море зелени, тень прохладная!
Свет души моей, ты – престол миров,
Перл мечты моей – даль седых валов,
Красота очей – океан лесов!
Всюду Промысел я зрю Божественный,
Мне не страшен гром истребительный,
Ярых бездны волн плеск торжественный,
Гимн над бурею победительный,
Моря гордого гул воинственный!
И приятен мне, ты, таинственный,
Говор рощ густых упоительный!
Что-то общее и согласное
Здесь в природе мне представляется,
Беспредельное - и прекрасное,
Ей душа моя откликается!
Тайна дум моих - ты, престол миров,
Друг тоски моей - даль седых валов,
Рай души моей - океан лесов!
Развалины на берегу Волхова в старой Ладоге
Века, не годы, протекали
Над этой крепостью глухой,
Под грудой камней своды спали
Над исторической рекой;
Здесь, дикой зарослью повиты
(Еще исчез недавно след),
Чугунные торчали плиты,
С насечкой символов побед:
Мечи и панцири гласили,
Что тут прах рыцарей зарыт,
И буквы стертые носили
О них глагол, но смысл не вскрыт -
Все стерла давность! Нет сказаний
О чужестранных мертвецах
На этом месте, - без преданий
О здешних битвах и бойцах!
Но в край забытый муж ученый
С заветной думою достиг,
И - замок, прахом поглощенный,
Как остов собранный возник!
Раскрылись грозные руины,
Бойницы, башни, тайники,
И встали древние картины
Времен минувших у реки.
В них любопытный посетитель
Читает летопись побед,
Гадает, кто был победитель
И как был смят и прогнан швед.
Открыты внутренние сходы,
Колодец тайный под стеной,
Ступени, стены, переходы, -
Громадных камней - ряд сплошной...
Как любо тут стоять, мечтая,
Так сердце млеет, ум парит!
Днесь о тебе, о Русь святая!
Здесь камень с камнем говорит...
Юлия Валериановна Жадовская (1824-1883)
На женском Парнасе середины 19 века ей принадлежало одно из первых мест. Она выразила в своих стихах "чистую поэзию чувств". Многие стихи Юлии Жадовской были положены на музыку и стали романсами
***
Мира заступница, Матерь всепетая!
Я пред Тобою с мольбой:
Бедную грешницу, мраком одетую,
Ты благодатью прикрой!
Если постигнут меня испытания,
Скорби, утраты, враги,
В трудный час жизни, в минуту страдания,
Ты мне, молю, помоги!
Радость духовную, жажду спасения
В сердце мое положи:
В царство Небесное, в мир утешения
Путь мне прямой укажи!
Возрождение
Во мгле печальных заблуждений,
В тяжелом сне душа была,
Полна обманчивых видений;
Ее тоска сомненья жгла.
Но ты явился мне: сурово
С очей души завесу снял,
И вещее промолвил слово,
И мрак сомненья разогнал.
Явился ты, мой гений грозный,
Разоблачил добро и зло,
И стало на душе светло —
Как в ясный день… зимы морозной…
Облака
Смотрю на облака без мысли и без цели.
Опять вы, легкие, с весною прилетели!
Опять вы, вольные, по выси голубой
Воздушной, светлою гуляете грядой;
Опять гляжу на вас печальными очами, —
И как желала б я помчаться вслед за вами!
Анна Павловна Барыкова (1839 – 1893)
Её жизненное и творческое кредо было таковым: Жечь глаголом сердца людей я не могу, а сказать слово любящей и жалеющей сестры и матери – в защиту или на пользу своих безгласных, немых братьев и детей – могу и хочу сказать" Обращалась к наиболее острым социальным темам. Её сатирическая сказка, издана в 1883 анонимно в подпольной типографии, стала одним из самых популярных образцов народнической литературы.
Темы первого периода творчества: нужда и горе обездоленных, нищета, цепь людских страданий.
Второй этап – христианское жизнепонимание.
ЗИМОЮ
Метель завывает уныло. Кругом
Все спит подневольным и тягостным сном.
Холодные хлопья несметною тучей
Несутся и вьются, как саван летучий.
Мороз все сгубил, — все заковано в лед;
А вьюга над всем панихиду поет.
Во мгле непроглядной не видно дороги.
Глаза залепляет, не движутся ноги;
Постелью пуховою смотрит сугроб,
А ляжешь — постель обращается в гроб…
В степи разгулялись туманы-бураны;
Повсюду — опасность; повсюду — обманы;
Повсюду — в засаде невидимый враг:
Бездонная круча, болото, овраг,
Глубокая прорубь, — все гладко, все бело…
Под праздник
В промокших лохмотьях на бледных плечах
Мальчишка бежал через площадь впотьмах;
А вьюга-злодейка его догоняла
И с хохотом диким, зловещим хлестала
Продрогшее тело свистящим бичом;
И снежные хлопья плясали кругом.
Куда он бежит? -- Вон туда, где огни;
Оборвыша бедного манят они,
Уж издали греют, встречают с приветом
И лаской... Там -- церковь, залитая светом,
Там -- праздник великий у добрых людей, --
Оттуда не гонят бездомных детей.
Вошел... Как тепло, хорошо! В уголок
Юркнул он, как загнанный дикий зверок.
И, встав против Спаса у толстой колонны,
Зажмурясь от света, земные поклоны
Проворно кладет и холодной рукой
Усердно так крестится, -- словно большой.
А служба идет. Золотым образам
Кадят и поют. Разлился фимиам
По церкви и кутает дымкою сизой
Наряды купчих и поповские ризы,
Оклады икон, жемчуга, изумруд,
Два мальчика.
На море тихо, на солнышке знойно,
Берег как будто бы дремлет спокойно;
Не шелохнутся на дереве ветки;
Лишь между камней, как малые детки,
Мелкие резвые волны играют,
Словно друг друга шутя догоняют.
К морю купаться бежит цыганенок,
Смуглый, красивый, здоровый ребенок;
Так и горят воровские глазенки,
Смуглые блещут на солнце ручонки,
Кинулся -- поплыл... Движение смелы,
Точно из бронзы все отлито тело.
Славный мальчишка, хоть нищий, да вольный...
С берега смотрит с усмешкой довольной
Мать молодая в лохмотьях картинных,
Глазом сверкая под массою длинных
Взбитых волос, не знакомых с гребенкой.
С гордостью смотрит она на ребенка,
С гордостью шепчет: "Хорош мой галченок!
Я родила тебя, мой цыганенок!.."
В мягкой коляске заморской работы
Возят вдоль берега жалкое что-то,
Бледное, вялое... В тонких пеленках,
В кружеве, в лентах -- подобье ребенка.
Личико бледное, все восковое,
Глазки усталые, тельце сквозное.
Видно, что смерть уж его приласкала --
Песенку спела ему - закачала.
Он под вуалями спит как в тумане.
Рядом плывет в парчевом сарафане
Мамка-красавица с грудью продажной
Белой гусынею, плавно и важно.
Барыня знатная, мать молодая
Их провожает, глубоко вздыхая.
Смотрит в колясочку взглядом печальным,
Смотрит на море... По волнам зеркальным
Смелый мальчишка с веселой улыбкой
Плавает быстро, как резвая рыбка.
Барыня знатная завистью тайной
Вся загорелась при встрече случайной.
Думает: "Боже мой, Боже Великий!
Вот ведь живет же зверок этот дикий...
Счастие дал Ты цыганке косматой.
Нищая, нищая, как ты богата!"
Жаль мне вас, барыня! Знаю, вам больно,
Но ведь у вас утешений довольно...
Все у вас есть; все, -- что счастьем зовётся;
Нищей цыганке того не даётся...
Даны зато ей здоровые дети, --
Изредка есть справедливость на свете.
Екатерина Андреевна Бекетова (1855-1892)
В замужестве Краснова. Принадлежала к старинному роду Бекетовых. Дочь знаменитого ботаникаАндрея Николаевича Бекетова и известной переводицы Елизаветы Бекетовой, одна из трёх сестер, тётя Александра Блока.
Екатерина прожила 37 лет. Посмертно получила половинную пушкинскую премию(вторую половину получила Мирра Лохвицкая)
ПРУД
В лесу есть пруд глухой, заросший тростником;
Вода в нем тихо спит под зеленью густою;
Толпа седых берез стеснилася кругом,
Задумчиво склонясь кудрявою листвою.
Я знаю: в мирный час, когда угаснет день,
Покой и тишина природу всю объемлет,
Над сонною водой начнет сгущаться тень
И все живое спит, и самый воздух дремлет, —
Раздастся шорох вдруг средь мирной тишины,
И, белою рукой осоку раздвигая,
Над зеркалом пруда, из водной глубины,
Всплывет русалка молодая...
Прокрадется она к уснувшим берегам
И, тихо притаясь меж тростников росистых,
Внимает в тишине прибрежным соловьям
И на воде следит игру лучей сребристых.
Её, как и Анну Бунину называли русской Сафо, поэтессой "вакхических видений", знающей "тайны колдовства"
Лев Толстой говорил о ней: "Молодым, пьяным вином бьёт".
"Я – откровений тайных жрица/и мир – пустыня для меня/ где стонут жертва и убийца/где страждущих белеют лица/в геене крови и огня/" - восклицала она. Блюстители нравов не разделяли её (мать пятерых детей) взглядов. "Когда в тебе клеймят, и женщину, и мать/ Умей молчать!" – скажет она об этом. О её признании свидетельствует трижды присуждённая ей Пушкинская премия. Дважды при жизни и одна посмертно.
Мирра (Мария) Александровна Лохвицкая (1869 – 1905) прожила 36 лет. Около 100 её стихов стали романсами
Ревность
Где сочная трава была как будто смята,
Нашла я ленты розовой клочок.
И в царстве радостном лучей и аромата
Пронесся вздох,— подавлен, но глубок.
Иглой шиповника задержанный случайно,
Среди бутонов жаждущих расцвесть,
Несчастный лоскуток, разгаданная тайна,
Ты мне принес мучительную весть.
Я сохраню тебя, свидетеля обмана,
На сердце, полном горечи и зла,
Чтоб никогда его не заживала рана,
Чтоб месть моя достойною была!
***
Ревнивых мук растравленную рану
Ревнивых мук растравленную рану
Ты хочешь скрыть от взора моего,
Но я терзать тебя не перестану,
И тайное мне сладко торжество.
Как ты смешон с твоим надменным взором,
Когда огонь твою сжигает грудь!
Иль холодно-спокойным разговором
Ты думаешь мне сердце обмануть?
Я жду, мой друг, начни без промедлений,
На мне тоску и боль свою сорви;
За бешенством напрасных оскорблений
Предвижу я экстаз твоей любви.
На дне океана
То ветер ли всю ночь гудел в трубе,
Сверчок ли пел, но, плача и стеня,
Бессильной грустью, грустью о тебе,
Все чья-то песнь баюкала меня.
И снилось мне, что я лежу одна,
Забытая, на дне подводных стран.
Вокруг во тьме недвижна глубина,
А надо мной бушует океан.
Мне тяжело. Холодная вода.
Легла на грудь, как вечная печать.
И снилось мне, что там я – навсегда.
Что мне тебя, как солнца, не видать.
В том же 1869 родилась Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945) Ей суждено было стать знаковой фигурой русского модернизма. Стихи, которые трудно любить и трудно забыть – Говорила Зинаида Гиппиус.
***
Изнемогаю от усталости,
Душа изранена, в крови…
Ужели нет над нами жалости,
Ужель над нами нет любви?
Мы исполняем волю строгую,
Как тени, тихо, без следа,
Неумолимою дорогою
Идем — неведомо куда.
И ноша жизни, ноша крестная.
Чем далее, тем тяжелей…
И ждет кончина неизвестная
У вечно запертых дверей.
Без ропота, без удивления
Мы делаем, что хочет Бог.
Он создал нас без вдохновения
И полюбить, создав, не мог.
Мы падаем, толпа бессильная,
Бессильно веря в чудеса,
А сверху, как плита могильная,
Слепые давят небеса.
ТРОЙНОЕ
Тройною бездонностью мир богат.
Тройная бездонность дана поэтам.
Но разве поэты не говорят
Только об этом?
Только об этом?
Тройная правда — и тройной порог.
Поэты, этому верному верьте.
Только об этом думает Бог:
О Человеке.
Любви.
И Смерти.
Только молодой Николай Мясковский нашёл очарование в её стихах и написал 27 романсов. Это знаменательное событие романсного Серебряного века.
Двенадцатым ребёнком в семье историка Сергея Михайловича Соловьёва, сокурсника Апполона Григорьева, Полонского и Фета родилась Поликсена Сергеевна Соловьёва (1867-1924) Она училась у в московском училище живописи у Прянишникова и Поленова, иллюстрировала свои поэтические сборники и книги для детей.
Её поэзия, по слова современников, была новой и тихой. За книгу "Иней" её была вручена пушкинская медаль
В этих бледных снегах мне не видно пути,
Я один и не знаю, куда мне идти,
Только ворон проснулся и дрогнул крылом,
Только голые сучья чернеют кругом.
Ни единой звезды не блеснет в вышине,
Всё заснуло в холодной и злой тишине,
В мутном небе не видно далекой луны,
И бессвязно бредут позабытые сны.
Сердце бьется так больно и тяжко в груди,
Бесконечная даль замерла впереди,
И сжимает мне душу мучительный страх:
Не найду я свой путь в этих бледных снегах!
***
Белая девочка
Ты была девочкой беленькой и маленькой,
С ножками, как папиросы.
Вплетала бантик то голубой, то аленький
В свои золотые косы.
Жила в городе все свои первые годы:
Камень и пыль, камень и грязь.
Знала одну из всех сказок родной природы:
На стекле морозную вязь.
Слушала, как мать возилась с больным братишкой,
Как, ворча, бранился отец.
Ждала, пустят ли в библиотеку за книжкой:
Такой интересный конец!
По вечерам твердила длинный символ веры
И никак не могла понять,
Зачем купец спутал все товары и меры,
И надо его проверять.
А жизнь кругом мудреную пряжу сплетала,
В небывалом рождая быль.
За летом осень, за зимою весна мелькала...
Камень и грязь, камень и пыль.
И когда тебя жизнь вдруг в бескрайность степную
Умчала из злой духоты,
Ты с криком звонким упала в траву родную,
Плача и целуя цветы.
Порой мое сердце внемлет детскому крику
И бьется жарче и нежней:
Белая девочка целует повилику
И плачет над ней.
***
Спит чудовище в сердце моем,
И его стерегут серафимы,
Спит, как сфинкс под горячим песком,
Знойным солнцем пустыни палимый.
И, боясь, что проснется оно
И зелеными взглянет очами,
Хоры ангелов смолкли давно
И трепещут, закрывшись крылами.
СВЕТЕ ТИХИЙ
В сельском храме простом, убогом
Свет вечерний на Лике строгом
К ветхой ризе он льнёт, алеет,
Вздох молитвы под сводом реет
Меркнут окна, чуть рдеют главы.
"Свете тихий Святые Славы"
Ангел сходит к земле с приветом,
Весь одетый вечерним светом
Тихо молвит: Леса, долины,
Небо - гаснут, но Свет Единый
Ждите завтра, молясь, с утра вы
Свете Тихий Святыя Славы!
Меркнут окна чуть рдеют главы
Свете Тихий Святыя Славы!
Вторят рощи, вздыхают травы:
Свете Тихий Святыя Славы!..
ПЕТЕРБУРГ Отрывок)
"Быть Петербурху пусту"
Евдокия
Мне снятся жуткие провалы
Зажатых камнями дворов,
И черно-дымные каналы,
И дымы низких облаков.
Молчат широкие ступени,
Молчат угрюмые дворцы,
Лишь всхлипывает дождь осенний,
Слезясь на скользкие торцы.
На площадях пустынно-гулких
Погас огней янтарный ряд,
Безмолвны щели-переулки,
Безогнен окон мертвый взгляд.
Надежда Александровна (Лохвицкая) Тэффи –(1872-1952)
Есть у сирени темное счастье: Стих
Есть у сирени темное счастье —
Темное счастье в пять лепестков!
В грезах безумья, в снах сладострастья,
Нам открывает тайну богов.
Много, о много, нежных и скучных
В мире печальном вянет цветов,
Двухлепестковых, чётносозвучных…
Счастье сирени — в пять лепестков!
Кто понимает ложь единений,
Горечь слияний, тщетность оков,
Тот разгадает счастье сирени —
Темное счастье в пять лепестков!
Надежда Григорьевна Львова (1891-1913)
Её стихи появились одновременно с публикациями Цветаевой и Ахматовой, напутствовались Брюсовым. В 1912 на поэтическом Олимпе приветствовали Ахматову, в 1913 Надежду Львову. На неё возлагали большие надежды футуристы. Говорили о начале новой поэтической эры. Львова отошла от подражаний, черпала вдохновение не у Бальмонта и Брюсова, но ощутила в себе дар – умение жить. Но поиск своего пути и разрыв с Брюсовым (который не прощал таких вещей) для Надежды Львовой закончился трагедией. В 22 года она поставила точку в своей жизни выстрелом из пистолета.
***
Напрасно я моей весны ждала!
Снега кругом лежат - мертвы и безучастны,
И синяя томительная мгла
С высот спокойных строго снизошла,
Кольцом сомкнула путь - недвижна и бесстрастна.
И страшно мне... Я многое могла,
Но блещущих оков зимы разбить не властна.
Алмазной ночью я так долго шла
Напрасно!
Сверканья дня, куда мечта звала,
Мне не увидеть, нет! Я падаю, безгласна...
О, солнце, солнце! Я тебя ждала
Напрасно!
***
Ты проходишь мимо, обманувший,
Обманувший, не желая лгать...
В этот вечер, сумрачный и душный,
Вспоминая наш восторг минувший,
Я тебя не в силах проклинать.
Может быть, и я лгала невольно:
Все мы лжем в объятьях темноты.
Все мы лжем улыбкой богомольной,
Цепью ласк мы давим слишком больно
Нашей грезы хрупкие цветы.
Так простимся нежно, без упреков,
Будем ждать и верить: впереди
Много разгадаем мы намеков,
Много новых вспыхнет нам востоков,
Много солнц зажжется нам... Прости!
Елена (Элеонора) Генриховна Гуро (1877-1913)
Елена Гуро стояла у истоков женского поэтического футуризма. А самая значительная её книга "Небесные верблюжата" вышла уже посмертно.
ЭТОГО НЕЛЬЗЯ ЖЕ ПОКАЗАТЬ КАЖДОМУ?
Прости, что я пою о тебе береговая сторона
Ты такая гордая.
Прости что страдаю за тебя -
Когда люди, не замечающие твоей красоты,
Надругаются над тобою и рубят твой лес.
Ты такая далекая
И недоступная.
Твоя душа исчезает как блеск -
Твоего залива
Когда видишь его близко у своих ног.
Прости, что я пришел и нарушил -
Чистоту, твоего одиночества
Ты царственная.
<1913>
Ветрогон, сумасброд, летатель,
создаватель весенних бурь,
мыслей взбудараженных ваятель,
гонящий лазурь!
Слушай, ты, безумный искатель,
мчись, несись,
проносись нескованный
опьянитель бурь.
<1913>
Аделаида Каземировна Герцык (1874-1925)
Под влиянием любви к любителю истории, литературы и поэзии А. М. Бобрищеву-Пушкину, в 1903 году А. Герцык начала писать стихи[3]:
...Не Вы – а я люблю!
Не Вы – а я богата... Для Вас – по-прежнему осталось все, А для меня – весь мир стал полон аромата,
Запело все и зацвело...
В 1907 году появилась первая значительная публикация стихотворений Герцык – цикл «Золотой ключ» в альманахе символистов «Цветник Ор. Кошница первая». Для ранних стихов характерны состояния томления, духовного поиска, одиночества:
Женщина там на горе сидела,
Ворожила над травами сонными… Ты не слыхала? Что шелестело? Травы ли,
ветром склоненные...
Стихи, впоследствии вошедшие в единственный сборник 1910 года А. Герцык, «Стихотворения», встретили восторженный отклик в символистской среде, удостоились высокой оценки В. И. Иванова, отметившим близость поэзии Аделаиды Герцык к фольклору, «заплачкам и причитаньям, нашептам и наговорам, приворотным напевам и колыбельным… Речь идёт об атавистически уцелевшей лирической энергии». Признаки древних, забытых обрядов, ворожбы, совершаемого таинства в стихах сборника служат фоном для выражения лирических чувств героини, хотя в этой «стихийной» лирике очевидны следы фольклорной стилизации, характерной для русского символизма. Вот как Вячеслав Иванов охарактеризовал Аделаиду в те годы в своём сонете[4]
Так ты скользишь,
чужда веселью дев, Замкнувши на устах любовь и гнев, Глухонемой и потаенной тенью. Глубинных и бессонных родников, Внимая сердцем рокоту и пенью,
Чтоб вдруг взрыдать про плен земных оков"
***
Были павлины с перьями звездными —
Сине-зеленая, пышная стая,
Голуби, совы носились над безднами —
Ночью друг друга средь тьмы закликая.
Лебеди белые, неуязвимые,
Плавно качались, в себя влюбленные,
Бури возвестницы мчались бессонные,
Чутким крылом задевая Незримое...
— Все были близкие, неотвратимые.
Сердце ловило, хватало их жадное —
Жизни моей часы безоглядные.
С этого луга бледно-зеленого,
С этой земли непочатой, росистой
Ясно видны мне чаш окрыленные,
Виден отлет их в воздухе чистом.
В бледном, прощальном они опереньи
Вьются и тают — тонкие тени...
Я ж птицелов Господний, доверчивый,
Вышел с зарею на ширь поднебесную, —
Солнце за лесом встает небывалое,
В небо гляжусь светозарное, алое,
Птиц отпуская на волю безвестную.
Храм
Нет прекраснее
И таинственней нет
Дома белого,
Где немеркнущий свет,
Где в курении
Растворяется плоть, —
Дом, где сходятся
Человек и Господь.
Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (мать Мария) (1891 – 1945)
В 2004 причислена к лику святых.
Её имя ставили в один ряд с Мариной Цветаевой. Посещала религиозно-философское общество Зинаиды Гиппиус и Дмитрия Мережковского, а в середине 1910 сдала экстерном экзамены по богословию профессорам Петербургской духовной академии. Жизненный и поэтический путь завершился в эмиграции принятием в 1932 монашеского пострига . В монашестве занималась благотворительностью, принимала участие во французском сопротивлении, создала драму-мистерию "Солдаты", интермедию и поэму. Погибла в газовой камере концлагеря Равенсбрюк.
***
Мне кажется, что мир ещё в лесах,
На камень камень, известь, доски, щебень.
Ты строишь дом. Ты обращаешь прах
В единый мир, где будут петь молебен.
Растут медлительные купола…
Неименуемый, Нездешний. Некто,
Ты нам открыт лишь чрез Твои дела,
Открыт нам, как Великий Архитектор.
На нерадивых Ты подъемлешь бич,
Бросаешь их из жизни в сумрак но;чи.
Возьми меня, я только Твой кирпич,
Строй из меня, Непостижимый Зодчий.
<до 1933>
________________________________________
***
Ты, серебряная птица, Голубь,
Как ты бьёшься, как трепещешь ты,
На земле засушенной и голой.
Посмотри – не пахнут и цветы,
Если ж пахнут, то они бесплодны,
Выросли для мертвенной тщеты.
Посмотри, все души не свободны,
Ежели свободны, то болят,
Если же свободны. То безродны.
Обрати свой озарённый взгляд
На зелёную мою планету,
Посмотри, и камни говорят –
Благодатного покоя нету.
Софья Яковлевна Парнок (1885 – 1932)
До 1916 года под псевдонимом Полянин регулярно выходили статьи об Ахматовой, Северянине, Мандельштаме, Брюсове привлекали независимостью оценок и отсутствием расчленения на литературные направления и школы. Такой же независимой предстанет Софья Парнок в поэзиии
ОРГАН
Помню, помню торжественный голос,
Иноземную службу и храм
. Я — подросток. На солнце волос —
Что огонь, и мой шаг упрям.
Заскучав от молитвенных взоров,
От чужих благолепных святынь,
Я — к дверям, но вот она, с хоров,
Загремела не та латынь…
Кто вы, светлые, темные сонмы?
Я не знала, что плачут в раю.
От такой ли тоски огромной,
От блаженства ли так поют?
И какое пронзило сверканье
Этот громоклокочущий мрак?
Я закрыла глаза. — Закланья
Так покорно ждал Исаак. —
И тогда пало на душу семя
Огневое, — тогда, обуян
Исступленьем последним, всеми
Голосами взыграл орган.
И не я закричала, — поэта
В первый раз разомкнули уста
Этот ужас блаженства, эта
Нестерпимая полнота!
***
Коленями — на жесткий подоконник,
И в форточку — раскрытый, рыбий рот!
Вздохнуть... вздохнуть...
Так тянет кислород,
Из серого мешка, еще живой покойник,
И сердце в нем стучит: пора, пора!
И небо давит землю грузным сводом,
И ночь белесоватая сера,
Как серая подушка с кислородом...
Но я не умираю. Я еще
Упорствую. Я думаю. И снова
Над жизнию моею горячо
Колдует требовательное слово.
И, высунувши в форточку лицо,
Я вверх гляжу — на звездное убранство,
На рыжее вокруг луны кольцо —
И говорю — так, никому, в пространство:
— Как в бане испаренья грязных тел,
Над миром испаренья темных мыслей,
Гниющих тайн, непоправимых дел
Такой проклятой духотой нависли,
Что, даже настежь распахнув окно,
Дышать душе отчаявшейся — нечем!..
Не странно ли? Мы все болезни лечим:
Саркому, и склероз, и старость... Но
На свете нет еще таких лечебниц,
Где лечатся от стрептококков зла...
Вот так бы, на коленях, поползла
По выбоинам мостовой, по щебню
Глухих дорог. — Куда? Бог весть, куда! —
В какой-нибудь дремучий скит забытый,
Чтобы молить прощенья и защиты —
И выплакать, и вымолить...Когда б
Я знала, где они, — заступники, Зосимы,
И не угас ли свет неугасимый?..
Светает. В сумраке оголены
И так задумчивы дома. И скупо
Над крышами поблескивает купол
И крест Неопалимой Купины...
А где-нибудь на западе, в Париже,
В Турине, Гамбурге — не все ль равно? —
Вот так же высунувшись в душное окно,
Дыша такой же ядовитой жижей
И силясь из последних сил вздохнуть, —
Стоит, и думает, и плачет кто-нибудь —
Не белый, и не красный, и не черный,
Не гражданин, а просто человек,
Как я, быть может, слишком непроворно
И грустно доживающий свой век.
Анна Андреевна Ахматова (1889-1966)
Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.
Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь —
С моими детскими стихами.
Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.
***
На столике чай, печенья сдобные,
В серебряной вазочке драже.
Подобрала ноги, села удобнее,
Равнодушно спросила: «Уже?»
Протянула руку. Мои губы дотронулись
До холодных гладких колец.
О будущей встрече мы не условились.
Я знал, что это конец.