В тот год Пасха должна была наступить рано. Потому Великий Пост начинался в первые дни весны. Второго марта была Масленица и Прощёное Воскресенье. Кроме того, это число в нашей семье и так праздничное – день рождения сына.
Моя мама позвонила, чтоб попросить прощения по православному обычаю и поздравить нас с праздниками, наговорила всяких добрых пожеланий, сказала, что напекла блинов и ждёт в гости брата моего с семьёй… Всё было по обычно заведённой манере общаться: спокойно, суховато, в мамином голосе угадывалась нотка тоски, ведь мы жили далеко друг от друга, она – в Красноярске, а мы в Оренбурге. Мы звонили друг другу раз в неделю, изредка – два, но это была кажущаяся искусственная привычность.
С середины января стало известно, что мама живёт последние дни – у неё четвёртая стадия… Обнаружилось внезапно, во время странного приступа увезли на «Скорой», анализы показали, что случилось непоправимое. Маме шёл семьдесят девятый год, были различные болезни, некоторые, как сердце, - всю жизнь, другие появились с возрастом. Но она была у нас молодец, следила за здоровьем, находилась в движении и общении, про правильность питания на скромную учительскую пенсию судить трудно, но она была умным человеком и всю жизнь старалась жить правильно.
Когда в больнице, после внезапного приступа, врач пригласил брата для беседы, и потом оба вышли с серыми лицами, мама сразу всё поняла и сказала им:
- Говорите теперь всё мне, как есть…
Выслушав спутанные слова врача и неумелые утешения сына, резюмировала:
- Значит, столько Бог отвёл, пожила.
Были назначены поддерживающие препараты, и мама продолжила жить в привычном образе и ритме, просто зная, что скоро это всё оборвётся… Сколько ей Господь дал силы духа, чтоб вести себя так?! Она жила одна на окраине Красноярска, на семи ветрах, в Солнечном. Брат жил на противоположном конце, на другом берегу. Но он мчался к ней по первому звонку из любого края города, проклиная пробки, нарушая правила и только всю дорогу в душе молясь…
Моя мама родом из Забайкалья. Родилась в тридцатом году прошлого столетия в приграничном с Китаем селе, на реке Аргунь. По материнской линии все предки были казаками, фамилия которых была известна и почитаема среди коренных забайкальцев, Гантимуровы. Дед, мамин отец, был из «пришлых». Его предки появились в Забайкальских землях не по своей воле, а среди каторжан, привезённых из России.
Дед был польских кровей, о чём мама узнала только, когда уже училась в Чите в институте на филфаке, где старый вахтёр при входе в учебный корпус спросил её однажды: - Лула, ты полька? – на что мама, откровенно удивившись, ответила, что она коренная забайкалка. Но старик не угомонился и посоветовал ей «попытать» родителей.
Мама была похожа на отца, рыжеволосая, с «волнушками», а кожа вся в веснушках и, как будто, светящаяся изнутри золотым солнечным светом.
Вот дед мой, Ефим Романович, и сказал, что старик-вахтёр был прав. Что от польской фамилии отбросили окончание, из католиков стали православными и потом тщательно всё скрывали. Эта семейная тайна, видимо, отголосок тайного общества польских военных, поддержавших восстание декабристов и разделивших с ними судьбу на каторге в Забайкальских рудниках. Ведь польские территории после победы в войне над Францией с 1815 года частично отошли России.
Маме при рождении дали старинное библейское (еврейское) имя Лия. Значение этого имени, как нашла я в Википедии, - уставшая. Ну, и по маминой судьбе, оно полностью себя оправдало, мама всю жизнь света белого не видела, жила в трудах и заботах.
Все знают поговорку – «От тюрьмы да от сумы - не зарекайся.» Предполагается отношение этой поговорки к участи взрослых людей. А маме всё это оказалось уготованным с рождения.
Она была ещё грудным ребёнком, когда начались репрессии, и её родители, как и другие родные, были сосланы в Сибирь, кто-то в Казахстан, а кто и уничтожен на месте, у себя на родине.
Первые годы жизни мама не помнила, конечно, но мне лично моя бабушка Елена рассказывала, когда я была уже лет тринадцати-четырнадцати. Из рук матерей всех детей силой отобрали и поместили в детдом при тюрьме в городе Томске, где был пересыльный лагерь. А сума к тюрьме прилагалась автоматически, ведь все враги народа и кулаки были обобраны до нитки, до последней корки хлеба. Потом она, маленькая, отбывала с бабушкой ссылку на поселении в Красноярском крае.
Позже меня мама возила в ту деревню, впервые в семь-восемь лет, а второй раз, когда я была уже студенткой-второкурсницей. Первый раз мы ещё застали подруг бабушки и мамы с тех страшных 30-х – 40-х годов, а во второй приезд нашли уже только могилы и поклонились их памяти добрым словом и тяжело щемящей болью в сердце… Так что на долю моей мамы выпало сразу всё: тюрьма, сума и война. Это было детство.
29.02.2016г. /продолжение следует/
На фото мама и бабушка во время войны 1943-44г.г.