Перед лицом четырёх сыновей.
Это – поэтическая параллель к традиционной в иудаизме "Притче о четырёх сыновьях", включённой в "Пасхальное сказание" ("Агада шель Песах"), читаемое каждый год в вечер, когда празднуется Исход из Египта. В притче даются образы четырёх сыновей: умного, злого (или "нечестивого"), простодушного и не умеющего задавать вопросы. Каждый из сыновей выражает то или иное отношение к предстающему перед ним пасхальному торжеству. Первый вдумчиво спрашивает о заповедях, пытаясь вникнуть в суть традиции, второй высокомерно-отстранённо бросает "Что это за служение у ВАС?", третий с наивной восторженностью вопрошает "Что это?", четвёртый же, взирая, не умеет ещё спросить. В притче предписывается дать каждому из этих четверых соответствующий отклик на его поведение: в частности, злому (нечестивому) "притупить зубы" (это устойчивое выражение), ответив: "ради этого сделал МНЕ (т. е., если так, - не ЕМУ) Господь при выходе МОЁМ из Египта"…
В этом мини-цикле, написанном в 1945-ом году, Леа Гольдберг прилагает образ четырёх сыновей (очерёдность их здесь иная, нежели в Агаде) к Холокосту.
Перевод эквиритмичен, в нём полностью воспроизводится варьирование размеров от строки к строке.
1 – Не умеющий вопрошать
Сказал вопрошать не умеющий сын:
Ныне снова, отец, ныне снова
Мою душу, что стонет, взлетев из пучин,
Спаси от злодейства земного!
Ибо ужасов ада словам не вместить,
И нет уст, чтоб вещать, у смерти;
А мои – вы и встарь не умели спросить,
Теперь же - семИжды немейте!
Ибо долгий мне путь совершить предреклось -
Не в спокойном и мирном полёте, -
Ибо муки младенцев мне зреть довелось
И ступать по их хрупкой плоти.
И с коней - по глазам мне, - свист-посвист бича,
Коль закрою их на мгновенье;
И ночами ползли ко мне змеи, шепча:
Нет покоя, нет сна, нет забвенья.
И не знаю я – мне ль слыть виновным, Отец, -
Я ли предал, я ль отрёкся?
Не хулитель я злой, не мудрец, не простец, -
И смолчал, и сокрыл свой вопрос я.
И ни братий, ни ангельских ратей мне нет,
Ни в награду, ни в месть не верю.
Я к Тебе – одиночества тканью одет.
Если можешь – открой мне двери!
2 - Нечестивый
Отец, отец! – злой сын провещал, -
Знай: жалостью я оскудел,
Слёз источник иссяк и душа твёрже скал –
Ибо видел я ваш удел.
Ибо видел лежащую – пальчики сжав, -
Всю в крови, - твою дочь-дитя,
Чьи ресницы в пыли, чьи из выжженных трав
Молят очи: избавь бытия!
Ибо тощего крошку – пять вёсен ему, -
Окружённого стаею псов,
Я узрел – и бегущих в пучину, во тьму
Из разрушенных отчих домов.
И поклялся я: буду всегда одинок,
Чужд и хладен, жесток и дик;
Но за мной - и за мною, - явились в срок,
И меня тот же суд настиг.
И ни плоть, ни душа уж не будут чисты –
Суд свершился, и Промысл отмстил.
И пришёл я – чужой, одинокий, - чтоб ты
Мне оскал зубов притупил.
3 – Простодушный
Ибо каждую ночь в небесах загораются звёзды
И росинки слезами в ресничках свисают с ветвей
Ибо каждую ночь в небесах загораются звёзды
И колышется свет городских фонарей.
И, возросши из детских, навек незабвенных видений,
Сокровенный и добрый покой гладит очи и лоб.
Ибо каждую ночь – тихий трепет предвозвещений;
Дар этой ночИ – лишь горя озноб.
Ибо каждою ночью, лик к лику с седым небосклоном,
И луною, чьи грёзы недужны, и Млечным Путём,
Над садами, над тёмным цветочно-поющим их лоном
Дня ушедшего тени плывут в мрачном блеске своём.
Ибо каждую ночь, словно умыслом чьим-то влекомо,
Простодушное сердце моё ищет меркнущий свет.
Ибо каждую ночь – тишина и предчувствий истома;
Стан этой ночИ - лишь в звёзды одет.
(Пояснение: здесь параллель к пасхальным ответам на вопрос "Чем отличается эта ночь от всех иных ночей?". Поэтому строфы начинаются с "ибо")
4 - Умный
И, на тверди дверей затворив замки, -
Встать не в силах как боец, -
Преклоняя главу, в неживые зрачки
Сыну мудрому глянул отец.
(Здесь, может быть, образ убиения тем, что произошло, самой мудрости, самого разума... Но точно не знаю, это моя личная интерпретация...)