Ушедших навещаем близких
в дни памяти в преддверьи мая.
С могильных стел ушедших лики
нам тайны чуть приоткрывают.
Чем жил? Что было? Был ли счастлив?
Увы, к ответу не дорыться.
Но главное, что ни на час нам
ухода тайна не открыта.
Ежесекундно Бог решает,
кому уйти, кому остаться.
Живущих сонмища вращает
в бесперерывном странном танце.
Кому какую карту смечет,
гадать – занятие пустое.
Бесчисленные «чёт» и «нечет»
решат, кто более достоин.
Достоин? Нет. Не в этом дело.
С каким тут эталоном сверка?
Живём незнамо, неумело,
хоть и три четверти от века.
…Вот в миг трагичный ли, беспечный
Всевышний не найдёт мне сдачи,
и я последние копейки
неведомо на что потрачу.
И отлетит мой вздох последний,
померкнет свете мой закатный…
А что хочу я заповедать
родным и близким в миг остатний?
Пусть в моём доме детский щебет
Струится – звонкий, чистый, светлый…
Я просто отойти хотел бы
и раствориться незаметно.
С родными тихо разминуться,
чтоб не туманить юных взоры.
А мама их, та, что мне внучка,
пускай чертит свои узоры.
Пусть дарит их на радость мiру
неповторимым узорочьем…
Но – внуче есть равнолюбимый.
Что я ему бы напророчил?
Пусть в спорте не гигант он ростом,
пусть не взлетит звездой сверхновой,
а (что немало!) будет просто
надёжным игроком основы.
Кем будет он, не знаю, после,
но кем-то, точно знаю, будет.
Вся жизнь его не будет постной,
живинку пусть он не избудет.
…О милая! Здесь, на исходе,
с тобой прощанье вижу зыбко,
но, как всегда, меня заводит
твоя надменная улыбка.
Вся жизнь за нашими плечами,
ты стоишь мира, что немало.
Ты злишь меня и восхищаешь
с тех пор, когда околдовала.
Сей мир я дочери вручаю.
Пускай порядок в нём поддержит.
(Что в нём до боли удручает –
там, где был сын, зияет «нежить»).
Хочу я верить – смерти нету,
есть шаг в иное измеренье.
Он есть итог пути по свету,
со шлейфом доброго свеченья.