Я полз во тьме, но крайний раз - давно, под землёй,
И убеждаться мне каково,
Что места динозаврам нет в реальности злой,
Что я не от мира сего.
Что время изменилось и под супер-басы
Уходит молодёжь в свой мирок,
Где медленного вальса миновали часы
И памяти увял лепесток…
И памяти завял лепесток.
Я знаю одного, чей перманентный протест
Генсек очередной поощрял.
Сподвижники за жалкий лепет шли под арест,
А он шёл на свой пьедестал.
И я не горю желаньем знать, чему тот кумир
Учил всех от вождей и до масс.
Уж если прогибаться - за хамон и за сыр,
Пытается учить он сейчас,
С презреньем к быдлу щуря свой глаз.
Другой мне не родня и я с ним не был знаком.
Возможно, он и был не эстет.
Но он сказал шакалам, убивавшим пером -
Вне Родины Родины нет.
Не с ними говорить ему, что с нею не так,
Как, может быть, хотелось ему.
Стихом он кровоточил и душою был наг –
И Пьедестал порукой тому.
Ему там и стоять одному.
По-модному джинса давно протёрта до дыр,
В прорехи виден Франклин анфас…
Учил не прогибаться под изменчивый мир
Кумир под нераздолбанный бас,
Бросая в массы фантики фраз.
Учил он не себя, а всех нас…