Вокзал Казанский мне сродни,
В те дни, когда война гремела,
Москва – столица опустела,
И эшелоны шли и шли.
А осень, как бы, предвещала
Пожары охрою лесов,
И птичьи стаи покидали
Места, родные для птенцов.
Текла река эвакуации
Вдоль дачных дорогих нам мест,
Печально всё, отцветшие акации,
Сады покинуты окрест.
А из низины провожая, наш дом
Глядел вагонам вслед,
И жизнь пустую продолжая,
Дождаться принимал обет.
На стыках рельс стучат колёса,
В вагоне жёстком в тесноте,
Борис и Анна - два Колосса
Плывут в вагонной темноте.
Пути их дальше развело,
Поэт к семье в леса и холод,
Она в ташкентское тепло,
Где чуждый быт и тяжкий голод.
Ещё чисты листы тетрадей
Чистополя суровых дневников,
Где мёрзли все и голодали,
Но счастливы, освободившись от оков.
В тиши лесов поэт творит,
Он погружён в своё воображенье,
А из соседней комнаты звучит
Пластинка, вызывая раздраженье.
Три долгих года чистопольских,
В кругу писательских семей,
Так, плодотворны переводы
Почти Шекспировских страстей.
Москва давно ждала поэта
В заброшенной, пустой квартире
Уже не нужно маскировки света
Живя в обыденном, привычном мире.
Другая жизнь наступит для поэта,
Опала, новая любовь,
И Переделкинское лето
И возрожденье вновь и вновь.
Да, удивительны бывают совпаденья
По времени, по датам и местам,
Как будто движет этим провиденье,
И всё предписано заранее нам.
Вот так и нас в дни сентября,
Состав теплушек увозил
В прикамские суровые края,
Не Чистополь нас приютил,
А деревушка Нижняя Курья.
И мы вернулись, отчий дом
Дождался нас, не развалился,
Он встретил нас родным теплом,
И как живой преобразился.