"Матка, чернотою чернеющая черная,
как змея извивалась, как дракон шипела
и как лев рычала, когда агнец был зачат".
Текст заговора на византийском амулете-змеевике
В том месте, где страшен пучины провал,
Где в бурной стремнине бы всякий пропал,
Где кромки на гранях, как сабли, остры,
Скользит в останцах средь прибрежной скалы
Чешуйчатый вид змееморфных существ.
С ужасными культами древних божеств
Им схожая антропоморфная ветвь
Для них к побережью несёт своих жертв.
На рифах там много останков костей
Погубленных судеб безвестных страстей.
Над скалами кружат в сиянье луны
Грифоны и монстрами из глубины,
Как Сцилла с Харибдою, пара существ
Выходит для жертвенно-пирших торжеств.
То Выргонь с Мораною два существа.
И чары присущие им колдовства -
Хранить тайны Смерти и Высшей Любви,
Ни что не щадя, у себя на пути.
Ужасны они и прекрасны вдвойне
С телами русалок при юной луне.
Морана ночами гуляет одна.
Как снег, её кожа бела и бледна,
Глаза, словно омуты мёртвой воды,
А волосы -копны густой черноты.
В тумане, как в саване затхлых болот
По ряске утопленницею плывёт.
Ей мокрые длинные пряди волос
Обвили весь с тиною девичий торс.
Любого до смерти залюбит сама.
Кто глянет - поселится в сердце зима
Иль бред наваждений покоя лишит
Того, лихоманку кто эту узрит.
Трясавица Выргонь — Моране сестра,
С глазами, как угли большого костра,
С копной змеевидных зелёных волос,
Цепями сплетённых, закрученных кос.
Богиня - движенья стройны и легки
И в трепете розовых губ лепестки.
Влечёт она хищной своей красотой
И гибнет от ласк ядовитых любой.
Зрачков вертикальная щель, как проход
В мир мёртвых, откуда никто не придёт,
Горит древним пламенем адского дна,
В клубах его зарева бездна видна.
К змеиному взгляду змеиный покров
Из гладких узорных чешуек-щитков
Обвил её тело, как полоз лесной,
Своей килеватой цветной чешуей.
Собой полудева и полузмея.
Блестит в лунном свете её чешуя
И волны морские на девичью грудь
Кропят серебристую, белую ртуть.
В весёлых забавах и играх шальных
Проводит досуг она в бухтах ночных,
Когда ж наступает слиянья пора,
Становится ей не до смеха и сна.
В любовном томленье сзывает зверей:
«Придите ко мне для Любви поскорей!».
Все знает наречья и все языки,
И все ей покорны, страстям вопреки,
Склоняют в смиренье роптания нрав,
Как ветру луга в колыхании трав.
И каждого любит по-своему Смерть,
Любому из них помогая истлеть.
Так всякого вида самец молодой
С понурой к ней в логово брёл головой
И все от познания Высшей Любви
Назад не вернулись в стоянки свои.
Но вот её взоры находят волхва.
Бела уж, как лунь, у того голова.
Идёт он послушно к чертогам горгон,
К богине, лишь серп прихватив, на поклон.
Волхв старый, патлатый, свящённый скопец,
Давно наложивший безбрачный венец.
Очелье украшено вышивкой рун -
Кудесник, пророк, чародей и колдун.
Предстала пред ним в откровении чар
Нагая дракайна и взгляда пожар,
И тело её неземной красоты
Дурманили старца среди темноты.
Не глядя в глаза, под рогатой луной
Взмахнул он серпом над её головой.
Усёк одним росчерком с россыпью брызг
И гнойного яда угас василиск.
Волхв тело чудовища освежевал
И панцирь дракона, и голову взял,
В пещеры спускаясь кромешную тьму,
Чтоб Выргони там сокрушить и сестру.
Он шкурой дракона укрыт, как щитом,
А меч - голова, что в котомке при нём,
Его направляет свечением глаз,
Способных хоть что сокрушить один раз.
Морену глазами убитой сестры
Он в прах превратил на заходе луны,
Чтоб впредь на Земле никогда-никогда
Не меркла Любви для людей красота.