как татуй

Альсения
я копил записи, заталкивал пачки гигабайтов в телефон,
чтобы помнить, когда звонил из компании коллектор -
погавкать за уже оплаченный счет,
чтобы помнить его голос, чтобы в
ответ якобы ему всему такому, то да се,
говорить свое собственное «гав» зеркалу, как учил
отец – быть правильным хоть
в минимум, когда я считал -
не надо пугать людей, они ведь и так запуганы вдоволь,
надо молча или тихо, с хохотком
«ой, ребята, какие мы»,
«какие мы все, вот придумают же -
налоги. государство.
придумают же
законы, науки, истины, правды» -
чтоб никто ни «хи-хи», ни «ха-ха» не услышал.
моя траектория спасания
такова -
иногда
я коплю дураков и не очень с их
барахлом по жизни, чтобы, если
совсем плохо станет и в своих
постулатах я нашел отчаяние и/или
глупость, чтобы, - не уходить же -
было, из чего выбрать.

так вот –

коллектор – третий дурак моей жизни,
другой – кто-то еще когда-то, я его найду,
мы все найдем. и первый почетный, наверное, я,
но не тот,
который записывал разговоры с компаниями,
что втюхивали диваны. я ездил смотреть,
ребята, там все плохо. они такие,
прости господи,
страшные.

я купил себе тот, что в розочки, и
накрыл мажорным
шерстяным покрывалом, чтоб мои
бабульские вычурки
видела лишь обратная сторона
простыней.
я в нем ел суп, я об него вытирал руки, чтоб его,
дай бог, тараканы быстрее сожрали,
чтоб не было страшно за то,
что не подбирал по цветам,
что его бока в букет для дамы – к занавескам
моим не подходят, - хотя, подумать если, это чисто
символическая дань
хаосу переосмысления, ведь
вдруг, невзначай, днями, порою чистилище -
жизнь моя,
и небо, что было шелк, ныне вроде
куска галактики,
положенного на Атланта, мол -
если тебе интересно, - перерой целый мир,
пока он тебя не грохнул.

я в лучшие дни на розах ляжки протирал, на авось
записывал голоса тех,
кто неважно себя чувствовал -
двадцать первый он такой – простуду
лечат, а умереть с грусти все равно
можно, кто знает,
кто знает, кого еще послушать
захочется, кроме себя,
которому не дай бог скажешь, что
жизнь вся в одном по сути – банально
вариться в котле с людьми,
которые в тебя уверовали, делать
котел уютнее,
вы знаете,
занавески, диваны в тон. все как у всех. (тараканы – в подарок
упрямым баранам) -
кто-то котлы лепит, кто-то наполняет,
кто-то в них существует,
кто-то и вправду живет.
впрочем, помяни солнце -
ой и трезвонят, трезвонят, смотрите,
как они тушатся,
как пар из них валит, важные, их правда – была ни была, -
дает им место, дает возможность и право смиряться, -
они такие, прости господи, правильные. я бы с ними
встал, если бы
мог отречься от лишней мысли, но
хочется на, так уж и быть, заслуженные
«где ваши двадцать тысяч за свет,
за газ, за жизнь,
за вдох десятый, пятнадцатый, не там, не тут»
сказать то,
что вам, ребята, не нужно,
на фоне
диктофоны мои поют «Катюшу»,
зачитывают список продуктов,
все мои «гав» и все мои «чтоб вам»,
и диваны мои
скрипят и спину
долбят страшной буквой «зю».

господин коллектор, звонящий мне,
не привыкшему, что
не по людям умирать галактикам, а
вы кем, честно, хотели стать?
кем вы хотели быть похороненным?
но только правду– как я сказал,
что у меня нет денег больше, я
на все накупил пшена тараканам,
чтобы не слышать, как они шипят,
я повторю вам, с добавкой -
«мы все по жизни – проездом». а если
вы, как и я, захотите лепить
на свою смысл, то
как вам угодно, пункт отправления – норма, прямая финишная,
в конце, как не говорится, один в поле воин,
билеты на вашем счету, -
забейте жизнь смыслом,
как тату, - как татуй, -
красуйтесь себе и всем, кто спросит,
скажите «Я, Отважный Кто-то Там
Иванович,
глаголю так, а не иначе», но,
поверьте мне,
найдется тот, кто спросит,
а как вы с этим жить в старости будете?
что вы скажете детям? как кормить их будете?
своей балаболистикой?
своими звездами? у кого котлы
стандартных размеров и наполнений будничных? ковры в зеленый песок,
а обои – в нежно-салатную досочку? – глаза
давно на не свои дела закрыли, ведь
не надо глотать звезды, не надо их
препарировать – так сказали мне, не надо их считать.
это убивает. такая смерть
некрасивая. любой, кто ищет
смысл лишнего,
обречен, так вот
стойте здесь, пока я добреду
до этого,
пока мне не станет скучно
в неба шелке, камне, жиже, плющит – пускай,
выпьет меня,
а пока

коллектор, сэр,
вы за свет-то сами
когда платить
без меня
будете?
коллектор, у меня диван убогий
такой, но берите его за
просрочку, если хотите увидеть меня
в соплях и слезах. берите моих
тараканов, записи, как бабка моя
два года как мертвая воет
«груши, поплыли, туманы
над рекой»
как отец учил – быть правильным,
прости, отец,
я не со всем
справился.

берите диван. вам не помешает,
впрочем. меня
заберите
к себе, жить вместе
будем
может правда в вашем котле
поганые
звезды
не видно.