***

Осадок. Было больно смотреть. Он устал от всего этого и всех этих, но все же- предвзято и гнетуще, не по-доброму. Но он хороший. Опять двойственность, черт бы ее побрал. Смеялись, а хотелось плакать. Взгляд- не тот- отсутствующий, равнодушный, но грустный. А я еще помню тот, пугающей своей мудростью, в душу проникающий и видящий ее насквозь, теплый такой взгляд, брошенный на ребенка, которому хочешь помочь,- тоже помню. Память. Сколько о ней ни писала, все не угадывала ее главное свойство- обманывать. Писала о том, что боюсь забыть. Чушь. Принять за истину воспоминания о человеке и думать, что таков он и есть и что он честен был с тобою до конца. Память смотрит ему в лицо и уже сознает, что ошиблась, сама обманулась. Но в ней столь ясно и прочно утвердился образ, что она противится действительности- второй реальности- не прекрасной, а грязной, лживой, желчной, едкой, насмехающейся и, наконец, равнодушной. Мерзко. Обидно. «Что делать?» - следующая лекция по роману. А непонятно, что. Наблюдать- горько, закрывать глаза- себе лгать. Спрашиваю опять: «Если даже святым плевать, то есть ли еще хоть что-то святое?». Не причислять к лику, не канонизировать, не искать чистое-такого нет, не осталось, иначе «рухнем на камни», ведь нет на небе такого, что стоит того...
Только как им жить вместе: жалости и разочарованию, пониманию, участию и обиде, правде- от сердца и лжи- тоже от него. Благими намерениями. В Ад.