СОЧИ ГОСПИТАЛЬ ПАЛАТА 38 ГОД 1944
Поезд с зелеными вагонами шел на восток. Этот состав начал своё
путешествие от белорусской станции Речица. Все вагоны были полностью
загружены ранеными солдатами, которые нуждались в длительном лечении.
В вагонах было жарко. Подходил к концу июль 1944 года. Шёл четвёртый
год войны. Я лежал на нижней полке и думал о ребятах своего взвода.
Как там они? Я вот лежу в убегающем от войны вагоне, надо мной
не свистят пули, не слышно грохота взрывов. Слышу только перестук колёс
да гудки паровозов, когда наш поезд стоит на очередной станции.
А стояли часто и по несколько часов. Без длительных остановок шли поезда
на запад, к фронту. А фронт тоже всё быстрее двигался в том же направлении. Каждый день в вагон заносили газету, чаще всего «Правду». И первое, что интересовало каждого из нас, был фронт. Какой город освободили, на какое расстояние продвинулись наши войска.
Поезд наш, это госпиталь на колесах. По вагону ходят врачи, осматривают
раненых, сестры делают перевязки. Раненые солдаты стараются не стонать,
даже если бывает очень больно при перевязке ран. Против меня, тоже на
нижней полке, лежал солдат со Смоленской области. Петром звали. Он был
ранен осколками снаряда в обе ноги. Раны были тяжелые, на правой ноге
большой осколок прошел сквозь ногу выше колена, задел кость. Рана была
осложнена тем, что сильно повреждены главные кровеносные сосуды. Хирурги поработали с тяжелыми ранами солдата в прифронтовом госпитале. Пётр нам
говорил, что ему повезло. Когда он был ранен, его очень быстро привезли в госпиталь. По разговорам хирургов, если бы он попал на операционный стол,
хотя бы на час позже, пришлось бы ему доживать свой век с одной ногой.
Я видел, что во время перевязки этой раны, солдат переносил страшную боль.
Но, не смотря на это, он еще шутил с сестрой и говорил, что ему совсем
не больно. А когда сестра уходила, он уже нам открывал тихонько, что еле
выдержал боль. Мы, конечно, интересовались маршрутом нашей поездки.
От нас это и не скрывали. Уже в первый день дороги нам сообщили, что едем
в госпиталь, который расположен в городе Грязи, что в Липецкой области,
далеко от войны. Не помню, сколько дней мы ехали, но очень обрадовались,
когда по вагону послышались возгласы о том, что наш поезд уже на станции
Грязи. Мы сразу, кто как мог, стали собираться в ожидании команды.
Но команды к выходу из вагона мы так и не дождались. Вскоре нам сообщили,
что в местных госпиталях для нас не оказалось свободных мест.
И наш поезд покатился дальше. Позже нам сказали, что теперь нас везут
в Ростов–на–Дону. Но и там все госпиталя оказались полностью заполнены.
Тогда наш поезд покатил в Туапсе, на берег Черного моря. Если я не ошибаюсь,
на станции Туапсе мы стояли всю ночь, но так и остались в вагонах.
А утром наши вагоны снова катились по рельсам, теперь уже по самому берегу
моря. До этого я никогда не видел моря. В конце нашего огорода протекала небольшая речушка, которая только в весенний паводок заливала прибрежные
луга. Да и многие, ехавшие в этом поезде, как и я, тоже впервые увидели
такое водное пространство.
Погода стояла солнечная, была середина августа. Все мы, кто мог,
смотрели в окна. Нас завораживал не только вид моря, но и воздух в вагоне наполнился незнакомым нам морским ароматом, запахом моря. А когда поезд
зашёл в первый тоннель, мы не сразу поняли, почему стало темно в вагоне.
Наконец наш поезд остановился на станции Сочи. Сразу по вагону прошел слух,
что дальше мы не поедем, что дальше и ехать уже некуда. Так и получилось
Вскоре нас стали, кого выводить, кого выносить. Но было много и таких,
что выходили из вагонов сами без посторонней помощи. В Сочи поезд наш прибыл
18 августа, ехали мы более трех недель.
Автобусами нас привезли к трехэтажному зданию и стали разводить по палатам. Большинство из нас никак не ожидали, что окажемся в таких условиях после
нашей фронтовой жизни. Лично я даже представить себе не мог, что есть
такие палаты, такая чистота, такой уют. И вот я, простой солдат, выросший
в деревенской бедности, лежу на чистейшей постели в светлой комнате.
Укрыт верблюжьим одеялом и думаю: не сон ли это. Однако, я здесь немножко поторопился. Прежде чем я попал под верблюжье одеяло, нас хорошо помыли,
а это для нас после такой дороги даже очень было не то, что хорошо,
а очень даже необходимо. Потом всех, кто свободно ходил самостоятельно,
завели в просторную столовую и хорошо накормили. Лежачих раненых на помывку носили на носилках, а кормили в палатах.
А о верблюжьем одеяле я не просто так вспомнил. Здание, в котором
находился госпиталь, до войны отдыхали курортники. Да не какие там
рабочие или колхозники, а чины из руководящего состава. А во время войны
там пришлось разместить госпиталь. А верблюжьи одеяла стали служить
раненым солдатам. Наша палата была на третьем этаже, и был ещё балкон.
На балконе тоже были две кровати, вскоре я перебрался на одну из них.
После того, как она освободилась. В госпиталь постоянно прибывали раненые,
а прошедшие полный курс необходимого лечения, уезжали. Кто снова на фронт,
а те, кто непригоден к военной службе, по домам. Это решала специальная комиссия.
22.03.2019
Продолжение рассказа завтра.