В один из дней простуженного марта,
В букетно-женский, или как его ещё ни назови,
Их к нам доставили,
её вместе с зелёным платьем из жаккарда,
Его с татуировкой пошлой о какой-то там любви.
Они заехали к нему в гараж погреться,
Включили музыку, разделись, завели мотор,
Не мудрствуя, они, естественно решили запереться,
И задохнулись, это не редкость, а уже фольклор.
Обычно жёны, ждать устав занюханых мимоз,
Приходят первыми в гараж и, так сказать, увидев поле боя,
Осознают...
Ныряет в ужас заготовленный психоз,
Реальность отрезвляет, бьёт...
Уже иллюзий никаких не строя,
Они не плачут, а скорей наоборот.
Его забрали сразу и увезли на Родину, в Тюмень,
Потом наврут чего-нибудь про папу деткам,
Свекровь затянет про недопониманье дребедень,
Как ни крути, а что-то нужно говорить соседкам,
Которых видишь каждый чёртов день.
Провинциалку ту, не умное дитя пролетариата,
Забальзамировали, что б не испортилась уже,
По всем канонам, не жалея препаратов,
Оставили под буквами Н.Ж.
Как королеву, безо всякой предоплаты.
Уж месяц пролетел, менты нашли в деревне мать,
И привезли её под протокол на опознание,
Она увидев свою дочь не стала напоказ рыдать,
Лишь изменилась как-то в очертаниях
И постарела сразу, словами этого не описать.
Протягивала мне какое-то тряпьё,
Я объяснял, что ничего не нужно, всё в порядке,
И лично в гроб простенький укладывал её,
В зелёном платье, лёгкий макияж и белый шарф в изящных складках,
И, наконец-то, съехала она от нас туда, где тлен и воронье.
Это не редкость и я вам не соврал,
Ведь отравление СО часто случалось в нулевые годы,
Я просто девочку такую здесь не ожидал,
Хотя, как говорят, что все они одной породы,
Вот, почему-то вспомнилось и рассказал...
* * *