За угластый фасон затылка,
чем под деда «косил» порой,
был любим я, мальчонка, пылко
тётей Надей – отца сестрой.
Схоронили давно Игната.
Но не умер Игнат, зане
череп крупный свой угловатый
по наследству оставил – мне.
На меня, на ребёнка, глядя,
увлажняя слезою взгляд,
умилялася тётя Надя:
«Боже, вылитый дед Игнат!»
С угловатым своим затылком
(вот завидовал брат, небось!)
я у тёти в Новосимбирке
был всегда самый званый гость.
Знала тётя, видать, как надо
маму с папою улестить:
лишь меня – ни сестру, ни брата –
отпускали к ней погостить.
Ах, деревня моя! Краса моя!
Где ещё так поют петухи?
Это там наипервые самые
я свои написал стихи!
Это там я до слёз гордился,
что сумел оседлать коня.
Это там в первый раз влюбился
и впервые влюбились в меня!
Был стеснительным я мальчишкою
и, влюбившись, не знал – как быть…
Ту девчонку с короткой стрижкою
до сих пор не могу забыть!
Душу томное наполняло
чувство новое – до краёв.
Рдели губы, как маки, ало.
А сердчишко-то как стучало,
лишь касался я рук её!
…После шумного ливня летнего
так вольготно дышать груди!
У «ромэо» десятилетнего
вкус не только плода запретного –
вся-то жизнь ещё впереди!
…Когда тошно мне, братцы, прятаться
за бездушную медь личин, –
вспоминаю, – и слёзы катятся
без особых на то причин –
ту, с дымами из труб – до небушка,
ту, стеснительную слегка,
с ароматом свежайшего хлебушка,
с тёплым привкусом молока, –
ту, под вечер чуть-чуть уставшую,
у распадка на самом краю,
в душу мне навсегда запавшую,
ту, из детства, Деревню мою!
22 марта 2019 г.