Забытые тетради. Часть 8.
Дмитрий Кедрин.
Колокол.
В тот колокол, что звал народ на вече,
Вися на башне у кривых перил,
Попал снаряд, летевший издалече,
И колокол, сердясь, заговорил.
Услышав этот голос недовольный,
Бас, потрясавший гулкое нутро,
В могиле вздрогнул мастер колокольный,
Смешавший в тигле медь и серебро.
Он знал, что в дни, когда стада тучнели
И закрома ломились от добра,
У колокола в голосе звенели
Малиновые ноты серебра.
Когда ж врывались в Новгород соседи,
И был весь город пламенем объят,
Тогда глубокий звон червонной меди,
Звучал, как ныне… Это бил набат!
Леса, речушки, избы и покосцы
Виднелись с башни каменной вдали.
По большакам сновали крестоносцы,
Скот уводили и амбары жгли…
И рухнули перил столбы косые,
И колокол гудел над головой
Так, словно то сама душа России
Своих детей звала на смертный бой!
1942 год
Красота.
Эти гордые лбы винчианских мадонн
Я встречал не однажды у русских крестьянок,
У рязанских молодок, согбенных трудом,
На току молотивших снопы спозаранок.
У вихрастых мальчишек, что ловят грачей
И несут в рукаве полушубка отцова,
Я видал эти синие звёзды очей,
Что глядят с вдохновенных картин Васнецова.
С большака перешли на отрезок холста
Бурлаков этих репинских ноги босые…
Я теперь понимаю, что вся красота –
Только луч того солнца, чьё имя – Россия!
1942 год
Павел Железнов.
Третий год Октября. Мостовые
В пятнах луж. Тротуары в грязи.
Потускневшей столице России
Голод лапой костлявой грозит…
На вокзале толкучка и давка,
Здесь народищу невпроворот.
Кто храпит на мешках и на лавках,
Кто теплушки нахрапом берёт.
Два матроса у края перрона,
Два колосса с оружьем в руках,
Охраняют пустых два вагона,
Уваженье внушая и страх.
Но, приблизясь к вагонам на миг,
Одолеть любопытство не в силах,
Дооктябрьская дама спросила:
«Для кого стережёте вы их?»
Улыбнулся аврорец – матрос:
«О вагонах тревожитесь этих?
Что ж! Ответить могу на вопрос:
Ехать будут в них Ленина дети!»
Дама прочь отошла, семеня,
А мужчина, толпою зажатый,
То ль попутчик, то ль провожатый,
Проворчал суматоху кляня:
«Всё как было осталось на свете,
Только зря будоражат людей:
Раньше ездили царские дети,
Нынче – дети народных вождей,
Нам давно это дело знакомо!..»
Вдруг услышал он - рядом поют.
Шли ребята из детского дома,
Что вчера называли «приют».
С песней шли сквозь толпу на вокзале,
Расчищали им путь патрули,
Их детьми Ильича называли
И вагоны для них стерегли!
1969 год
Варлам Шаламов.
Поэзия.
Если сил не растрачу,
Если что – ни будь значу,
Это сила и воля – твоя.
В этом – песни значенье,
В этом – слов облаченье,
Немудрёный секрет бытия.
Ты ведёшь мою душу
Через море и сушу,
Средь растений, и птиц, и зверей.
Ты отводишь от пули,
Ты приводишь июли
Вместо вечных моих декабрей.
Ищешь верного броду,
Тащишь свежую воду
К моему пересохшему рту.
И с тобой обручённый,
И с тобой облучённый,
Не боясь, я иду в темноту.
И на небе – зарницы,
Точно перья жар – птицы
Неизвестных ещё островов.
Это – мира границы,
Это – счастья крупицы,
Это – залежь сияющих слов.
1956 год
Семён Олендер.
Не может умереть трава.
Не может умереть трава,
Не смятая чужой ногою.
Ты слышишь – дышит и жива,
Хоть стебель пожелтел порою.
Не может песня умереть,
Живым дыханием согрета.
Ведь только так и нужно петь –
Жизнь озаряя ясным светом.
Не может сердце умереть,
Исчезнуть навсегда, навеки,
Когда могло оно гореть
Для человека в человеке!
1964 год
Анатолий Кудрейко.
Мои колосья.
На Волгу, станется, поеду,
Туда где ранен, стыл в бреду,
И по проложенному следу
Я в полдень в поле побреду.
Мне кажется, я разрыдаюсь.
Когда, касаясь щёк и лба,
На грудь, на шею мне кидаясь,
Со мной заговорят хлеба.
Не я бросал здесь в землю зёрна,
А вот стоят, как сыновья,
Хлеба, В чьи крохотные корни
Вошла весною кровь моя!
1943 год
Джек Алтаузен.
Партбилет.
Под ясенем, где светлый луч бежал,
Боец, сражённый пулей в полдень ясный,
Сверкая каской, в полный рост лежал
Лицом на запад, мёртвый, но прекрасный.
Как твёрдо стиснут был его кулак!
Рука его так крепко сжата,
Что не могла её разжать никак
Два белобрысых зверя, два солдата.
Они склонились в ярости над ним, -
Скоты таких упорных не любили, -
Кололи грудь ему штыком стальным
И кованым прикладом долго били…
Но всё равно, сквозь злобный блеск штыка,
Как верный символ нашего ответа,
Тянулась к солнцу сжатая рука
С прострелянным листочком партбилета.
9 мая 1942 года
Николай Рыленков.
***
Прошедшим фронт, нам день зачтётся за год,
В пыли дорог сочтётся каждый след.,
И корией на наши раны лягут
Воспоминанья юношеских лет.
Рвы блиндажей трава зальёт на склонах,
Нахлынув, как зелёная волна.
В тех блиндажах из юношей влюблённых
Мужчинами нас сделала война.
И синего вина, вина печали,
Она нам полной мерой поднесла,
Когда мы в первых схватках постигали
Законы боевого ремесла.
Но и тогда друг другу в промежутках
Меж двух боёв рассказывали мы
О снах любви, и радостных и жутких,
Прозрачных, словно первый день зимы.
Перед костром, сомкнувшись тёмным кругом,
Мы вновь клялись у роковой черты,
Что, возвратясь домой к своим подругам,
Мы будем в снах и помыслах чисты.
А на снегу, как гроздья горьких ягод,
Краснела кровь. И снег не спорил с ней!
За это всё нам день зачтётся за год,
Пережитое выступит ясней.
1942 год
***
В юности мы спрашивали часто:
На какой тропе искать нам счастья?
И постигли, побродив по свету,
Что особых троп у счастья нету.
Где б не шли мы - счастье с нами рядом,
Только надо видеть зорким взглядом,
Только слышать чутким ухом надо,
Чтоб узнать его, моя отрада.
Счастье – непредвиденный заранее
Огонёк, мерцающий в тумане,
В знойный полдень родничок студёный,
Путь далёкий, до конца пройдённый.
Сладкий вздох перегоревшей муки,
Верность, сохранённая в разлуке,
Встреча у отцовского порога,
А наутро – новая дорога.
Новые тревоги и заботы,
Новых троп крутые повороты,
Что всегда ведут к родному краю, -
А иного счастья я не знаю.
1946 год
Александр Гитович.
Дорога света.
Свет – образец для искреннего слова:
Каких бы крепостей не возвести, -
Свет обойдёт препятствия, чтоб снова
Стремиться по кротчайшему пути.
Мы выбрали опасную дорогу,
Где не помогут добрые друзья, -
Она полна преград. Но слава богу,
Что мысль – как свет – остановить нельзя.
1966 год
Пётр Семынин.
Облака.
В неведомую даль – издалека,
Неторопливо громоздясь и тая,
Плывут, плывут над миром облака,
В густой июльской синеве блистая.
И кажется – они звенят, поют,
Рождая тысячи сравнений и причуд:
То словно борются за целый свет титаны –
Жильцы какой – то ледяной страны,
То вдруг корабль возникает из тумана
На гребне заколдованной волны,
А то, величьем ослепив простор,
Блеснёт стоглавый золотой собор.
О, сколько замыслов, огромных как века,
Сказаний, царств пройдёт перед тобою!
Плывут, плывут над миром облака –
Гряда в гряде – июльской синевою.
Прекрасен ми! Живи хоть двести лет –
Всё будет внове, если ты – поэт!
1948 год
***
Как хорошо, что в сложном и простом
Со всем, что было, есть и народится,
Я связан вечным, радостным родством,
Что я – огня бессмертного частица.
Как хорошо, что нет начала мне,
Как нет конца, и бог, рождённый мною
Ещё в пещере ночью ледяной, -
Лишь мысль моя об этой глубине.
1958 год