Микроскопические войны,
Под окуляром на стекле,
(Где и на кладбище покойник),
Размеров мизерных вполне.
Где, меньше тли авианосец,
Мутузит шарик голубой,
И государственный бандосик,
Сопит с раскатанной губой.
Обозревал Господь, украдкой,
Лишь с любопытством чудака,
Когда стратег почти и тактик,
На бойню гнал свои войска.
В свои погруженный раздумья,
Внимал смертям со стороны,
А мы, как пчёлы бились в улья,
Враждебной, якобы страны.
Как будто, мы не ели мёда,
Или соседский был вкусней,
Мы воевали год от года,
Пока трудился муравей.
Мы штамповали автоматы,
Хотя могли и рожь сажать,
Не мы ли были виноваты,
Что стало нормой убивать?
Какие речи говорили,
С трибун народные вожди,
Ослы ж и лошади трудились,
И возвышались, как могли.
Клепали, плавили, сверлили,
То монументы, то горшки,
Пока великие с идиллий,
Снимали жирные вершки.
Мы стены строили усердно,
(Китайской меньше, но не суть),
За право быть в шеренге первым,
В дугу сворачивали грудь.
Но где-то под грудною клеткой,
Какой-то мерзкий червячок,
Хвалился пухлою соседкой:
"А ты, мол дядя, дурачок".
-"Палат трудом, как говорится,
Без кривизны не смастеришь,
Другое ж дело заграница,
Штанов что ль белых не хотишь?"
-"Пора перековать орала,
На копья, стрелы и мечи".
(О том, что могут дать в хлебало),
Червяк-подлец не уточнил.
И вот, алкающие пчёлы,
Жжужа пчелиное: "Ура!"
Вломились за соседский столик,
Где восклицали:"Иншаллах".
Попозже трутни-атеисты,
Вписались в красочный дебош,
И чьи-то шустрые министры,
Для дележей точили нож.
Взвода ложили штабелями,
И новых гнали на убой,
А в небесах, почти над нами,
Качал Создатель головой.
Лицо его не выражало,
Ни сожалений, ни тревог,
Пока мы в плоть вонзали жала,
Над нами потешался Бог.