Был мир с надоевшим котом и роялем и призраком странствий в пустом чемодане.
Мы у перехода так долго стояли, исполнившись чаяний и ожиданий.
А там, за стеной, бушевали пассаты, и плыли другие в заморские страны.
А мы вспоминали о том, что когда-то вот так же могли покорять океаны.
Но наше корыто сегодня разбито. И дети играют отбитым штурвалом,
А там, за стеной, грандиозные битвы. И шлюпки мотают свирепые шквалы.
А здесь по стеклу только серые ливни, и мокрые ветви скребут по карнизу.
А здесь потолки белоснежно наивны, уют наступает и сверху, и снизу.
Возможно, нам просто приснились те страны, в которые плыть мы сквозь бури мечтали,
и те каравеллы, и те капитаны, которыми мы как-то так и не стали.
Мы так бы и прожили век свой недлинный, ныряя и плавая под одеялом,
сквозь стёкла оконные глядя на ливни и гладя кота, и играя штурвалом.
Но время не терпит болотной рутины, умея взрываться внезапно и резко.
И ветер горячий сорвал паутину, и парусом вздул на окне занавески.
Уют разорвало, как рвётся бумага сжигаемых черновиков у камина.
И нам пригодилась вся наша отвага для мужества плыть и не кануть в пучину.
Мы – дети не бурь, но иных потрясений. Они не видны без умения видеть.
Но тем, кто умеет, за наше везенье, пожалуй, не грех, чашу всадника выпить.
И ливень за окнами был предреченьем, которого мы угадать не успели.
Житейских морей ледяное теченье опаснее, чем настоящие мели.
На стыке времён и на стыке формаций нас треплет, да так, как не чаяли в море.
А так, если в ней без ума разобраться, рутинная жизнь на житейском просторе.