Жертва
Андрею Резниченко
Мы полдня поднимались по альпийским лугам
К местным малоизвестным богам.
Боги могучи, Богини – женственны,
Запахи трав в лугах божественны.
До богов, в их кров подать рукой,
Но не смей посягать ни на чей покой.
А на тех, кто пускай не со зла, посягнул
Многочастотный рухнет гул
Мух и слепней, звонкозлобных, заразных,
Был в это утро в их доме праздник.
Кровь мою пили, а другом закусывали,
Было им пьяно, разгульно, и вкусно.
А на перевале ветра громогласны,
И ни жу-жу кровожадной напасти,
Слепням не сладить с путем сыпучим,
Но уже угрожают громами тучи.
И клубятся, и дыбом встают дымы,
И нет бы бежать, но медлим мы.
И укусы чешем, и глупую репу,
Хоть ясней не могло изъясниться небо.
Для богов мы противней летучих тварей,
И они нас прихлопнуть на месте вправе,
Но бессмертные к нам, бездумным, добры,
Просто гонят прочь со своей горы,
Громом полных туч громоздят клубы,
Ну, а мы вдвоем, как один, глупы.
Лишь когда блеснуло, и рык звериный
Слышен стал и в той, и в другой долине,
И сухой прошел, лед крушащий треск,
И сто горных рек пролилось с небес,
И уж тут не думай, и не молись:
А во все шесть ног, в восемь крыльев, вниз.
И бегут потоки по камням,
И стекают токи по молниям,
И зигзаги сзади и впереди,
И зашкаливает вольтметр в груди.
На исходе август, а может, жизнь,
Кровный враг над ухом не жужжит,
И голодный зверь не идет вослед,
И на шкуру твою претендента нет.
А башка обещана богам,
Гневом чьим, глупец, пренебрегал,
Молнии в косу переплелись,
Оседлав ручей, ты несешься вниз,
Пять громов смешались в голове,
Жить тебе осталось минуту – две,
Даже мухи дольше проживут,
Молнии скрутились в жгучий жгут.
От разряда смертного не уйдешь,
Между тем, в долине, где тоже дождь,
Жизнь текла крестьянским чередом,
Принимал гостей небогатый дом,
У хозяина родился крепыш,
Тут богов ягненком не удивишь.
Молодой отец, не жалей бычка,
Будь клинок острей, и точней рука.
И кинжал ударил вовремя,
Молнию направил мимо меня,
Миллион вольт на миллион лет
На скале оставили рыжий след.
Между тем горец поднимает рог,
За столом старец открывает рот,
И вино струилось, и речи лились,
Ну, а мы с другом валились вниз.
И богов хвалили на ходу,
И богинь, конечно, их красоту,
Боги не жлобы, жлобы не они,
Не пускают попусту молнии,
Запросто на милость меняют гнев,
Жертвою одной довольны вполне.
И гроза как раз изошла на нет,
И в долине тени, и в небе темней,
И конец пути, и ночь у огня,
Чашу за богинь, героинь дня,
А еще за горцев, за их детей,
Чтобы быть всегда им на высоте,
Чтобы бросался на корову бык,
Горское богатство умножалось бы.
Я пролил вина полный ковш в огонь,
Чтобы докричаться до богов,
Жертва бескровна, зато хмельна,
Пей, небожитель, мой ковш до дна,
Жертву прими сейчас и потом,
Мы чуть обсохнем, опять пойдем
Туда, где молния бьет в хребет
Миллион вольт, миллион лет.
Солнце сдирает кожу с лица,
Боги благоволят глупцам,
Путь откроют и другу, и мне
В невозделанный сад камней.
В мир добела и до синевы,
Где хоть лишайником, но живи,
Мир ослепительней ста горгон,
Мир небожителей, дом богов,
Мир, что бросает в долину тень,
Вечер лилов, на исходе день,
Снова с вином пополам костер
Ради богами любимых гор.