Сказ о прошлом веке

Леонтий Белоцкий 2
События в мировой истории,
То же, что слова из народной песни,
Как ни выворачивай которые,
Кувалдой не вышибить, хоть тресни.

Ораторы и «баюны» готовы,
Сумятицу да бред внедрить нам в души,
Сомненья заронить, одеть оковы,
Потоком клеветы залить нам уши.

               
Давно, в прошлом столетьи, демократы,
Идеек разных наплодили ворох…
В учениях готовились солдаты,
Копились в арсеналах пули, порох.

Как удивительно богатая земля,
И счёта нет сказкам в подлунном мире,
Ищите в фолиантах от «А» до «Я»,
Найдёте там историю о сыре.

Власть как сыр и манна с небес воронам,
Но прежде чем её «кушать» усесться,
Неплохо бы окрест да по сторонам,
Да и вниз хорошенько оглядеться.

Сыр в зубах и без проблем в провианте,
И уцепились за власть временщики,
Но как и в побасенном варианте,
Отняли и сыр и власть большевики.

И было Слово, то Маркса «Капитал»,
Он тот мир изменить всех надоумил,
Чем Слово отзовётся никто не знал,
Народ от магии ополоумел.

Рос капитал, менялися устои…
И поиск избавленья от цепей,
Терпевших несчастье гнёта изгоев,
Объединял и к борьбе призвал людей.

Вооружаясь стали силой массы,
Ленин, большевики заняли Смольный,
В борьбе в союз объединились классы,
Ревнители идеи «карамольной».

Керенский, «сокрушитель» самовластья,
Чуя в Ленине опасного врага,
Занявший Зимний, поимел несчастье,
От греха подальше кинулся в бега.

Теперь по-всякому бают витии,
Да руками машут, не вступая в бой,
Народ, большевики, судьбу России,
Считали неразрывной одной судьбой.

Владел умами коммунизма призрак,
Насилием насилие зла круша,
Светилась, это и есть счастья верный признак,
Свободная и вольная душа.

Струной натянутой звенит натуга,
Гневная решимость порабощённых,
В стремлении схватить за горло друг друга,
В боях смертельных на полях военных.

Первопроходцы, наши пионеры,
Вспахали целину новой бороздой,
В начале новой жизни, новой эры,
Под восходящею красною звездой.

Хаос, тяготы преодолевая,
Правильное средство военный коммунизм,
Сплочённая Россия Молодая,
Жила, боролась, как цельный организм.

За революцию, за власть Советов,
За Родину за лучший и новый мир,
На сотню вопросов все сто ответов,
Как в последний бой шла на кровавый пир.

Путь в новый мир, неизведанный, не прост,
С руин старых для нового начала,
В России небывалый подъём и рост,
В ритме марша Интернационала.

В войне гражданской утверждалось право
Кто же в России будет власть держать
Мир старый и заморские державы,
Старались этому всячески мешать.

Урвать бы горстку каштанов из огня,
А может заиметь корысть другую,
Белые Руки засунув в полымя,
Антанта ломилась напропалую.

В боях, огне, сизом дыму пожарищ,
Страна крепилась пролетариатом,
Со словом обращения: «Товарищ»,
И стал человек человеку братом.

Свободный пахарь землю засевает,
Крестьяне убирают свой урожай,
Такого даже в сказках не бывает,
Вокруг раздолье в душе поющей рай.

Идея заимствована, не нова,
В сёлах организовывать колхозы,
Жизнь новая вступала в свои права,
Над горизонтом зависали грозы.


               
А что Германия? Там демократы,
Самозабвенно сказки, басни бают,
Витиеваты длинные дебаты…
Фашисты в это время не зевают.

На перековку брошены в горнила,
Вновь орала после Первой Мировой:
Не высохли Версальские чернила…
Как хрупок мир мы все знаем не впервой.

Зажатые Версальским договором,
Германские Банкиры и магнаты,
Во времени ближайшем, почти скором,
Войною уже были череваты.

Политик наглый, гибкий и горластый,
Подыгрывая настроению масс,
Как хищник, ловкий, скрытный и зубастый,
Увлёк весь трудящийся рабочий класс.

Коричневым стал цвет дружин рабочих,
И новому поклоняются гуру,
Теперь уж главными из бывших прочих,
Что затеяли кровавую игру.

В дебатах и словесах во всей красе,
Ослабли демократы в обороне,
И власть и сыр достались хитрой лисе,
Не подфартило падкой на лесть вороне.

Крестьяне, затянутые в мундиры,
Рядами пуговки сияют блеском,
Придирчивы, дотошны командиры,
Наполнен воздух барабанным треском.

В стальных касках с невозмутимой миной,
Однообразие, равненье строя,
И армия становится машиной,
Классического прусского покроя.

Блеск пуговиц мундира для солдата,
Ефрейторы внушали новобранцам,
Дороже философского трактата…
Важней всего экипировка с ранцем.

Здесь человека делают приматом,
Тупеет разум и слабеет воля,
Скажу совсем не просто быть солдатом,
Такой твой крест, солдат, и доля.

Жестоко, жёстко военное дело.
Одно и тоже множество раз подряд,
С муштры безмерно тяжкой очумело,
Рекруты с подобострастием глядят.

Пролитый пот, да мозоли той науки,
Творят убийцу, жестокого бойца,
Тупеет разум, но окрепли руки,
Жёстким стало выражение лица.

Сентиментальным уж не место чувствам,
Солдаты наподобие машины,
И, овладевши боевым искусством,
В строю застыли крепкие мужчины.

Стратеги же вычисляют вероятность,
Согласно новой военной грозной силе,
Мало заботясь, что войны превратность,
Для них самых есть верный путь к могиле.

Ах! Как хороша доктрина «Блитцкрига»!
То же, что и бои на ринге в боксе,
Романтики и приключений книга,
И ни оврагов ни ухабов вовсе!

Зарницы удалённые сверлили,
Умишко стратегов: «Одни победы!»
Вояки радостно в штабах трубили,
Врагу планируя разгром и беды.

Уютны у стратегов кабинета,
Сухие ноги обуты в сапоги,
Плетут как пауки свои тенета,
С прицелом на наши пироги.

Готовят самозабвенно вновь пожар,
Секрет Полишинеля всякий знает,
И в их же сапоги попадает жар,
Когда Европа вся в огне пылает.

«Откуда же у прусаков к войне любовь?»
И вот ответ всем на вопрос в кавычках:
Пускать соседям ближним сытую кровь,
Стойкая первобытная привычка.               


Реванша жаждет в броне Германия,
Элита мечтает, где бы поживиться,
Преступность рождает величия мания,
Сила меняет прежние границы.

Пилсудский раздвинул границы Польши,
В сраженьях он Тухачевскому дал мат,
И тайно надеялся взять больше,
Земельки от Чехии во аккурат.

Осколок старой былой империи,
Вояка опытный, старый генерал,
Отказал соседям ближайшим в доверии,
И как итоги войну он проиграл.

Погибла Польша в той войне бездарной,
Ржа покрыла блики былой той славы,
Внезапность, словно в панике пожарной,
Затеяна   совсем не для забавы.


Голову фашизма призрак поднимал,
Черчилль премьер и старый добрый вояка,
Прекрасно всю обстановку понимал:
Опять война, кровавой будет драка.

Увещеваньям Черчилля вопреки,
С противником коварным демократы,
Затевали свои игры в поддавки,
Реалии сменяли на дебаты.

Червь точил премьерское сознание:
«Кто даст по шлёму германской силе?
Уинстон Черчилль Союз Британия?
Иосиф Сталин, Союз Россия?»

Германец, упиваясь кровью сытой,
На Русь направил армию бывалых,
Парад в Москве хотел со своей свитой,
Круша попутно и больших и малых.

Вести войну нам с немцем уж не впервой,
Учили ветераны молодых…
И, вскоре в ярой битве под Москвой,
Захватчик крепко получил под дых.

Твердыней стоял Ленинград блокадный,
Огненный Сталинград, Курская дуга,
Под шум моторов, грохот канонадный,
Сокрушила наша армия врага.

Шла помощь Рузвельта через океан,
Танки и самолёты, оружие,
Воины из Франции и прочих стран.
И за Ламаншем десанты дюжие.

Война несчастье для всего народа,
Косой срубает и слабых и сильных,
В огне, как известно, не ищут брода,
Смерть не делит виновных от безвинных.

Война вулканом рвёт землю на фронтах,
На головы сыпется окалина,
Трепещет на ветру гордый красный флаг,
Над куполами ставки Сталина.

28.03.19 г.. Куркино.