7 декабря 1972 г.
3-17-30-41…
Алло!
Дома Алла?
Это ты?
Меня память измаяла –
Измайлово.
Монастырь.
Звёзды тёплых веснушек на твоём лице.
Вспоминаешь ли ты о подлеце,
Утопившем своё отражение в твоих глазах.
Чуть покачивалась от тяжести почек лоза.
Ров до краёв был наполнен светом фонарей,
И на заре
Сюда прилетали отдыхать шорохи.
Деревья запутались головами в подоле ночи.
Молча
Ловили и гасили трамвайные всполохи.
Я чувствовал тяжесть своей руки,
Онемевшей на твоём тёплом плече,
Видел твои зрачки,
Разлившиеся ожиданием по лицу.
И всё остальное – неотчётливо и неясно:
Твой белый свитер,
выпукло паривший в темноте,
И ниже, отдельно от него, загорелые ноги
(Которые сводили с ума многих).
Они несли двойную тяжесть:
Твоё одиночество,
Мою безалаберность.
Меня обжигала близость твоего тела.
Чего ты хотела?
Чего я хотел?
Когда начался распад наших тел?
А душ?
Мы бродили с тобой по тропинкам
И сидели на скамейках.
Мы говорили ни о чём и молчали о главном.
Я неуверенно обнимал тебя
и неумело целовал,
А пытаясь приласкать, сделал тебе больно.
– Довольно, –
Неуверенно сказала ты, – не надо.
Сумерки опадали, как листья осеннего сада.
Красная тушь закатного солнца
Смешалась с синевой неба
И чёрным залила землю.
Семью
Семь стало пятьдесят,
И в небе висят
Вместо звёзд караваи хлеба.
И потом, –
Хотя нас связывала моя рука на твоём плече,
Как мост монастырский на плече стены
Связывал его со всей остальной планетой, –
Мы были уже два чужих человека.
Две части набухающей капли,
Одна из которых должна оторваться и упасть.
И разбиться.
И пропасть.
Взяв за горлышко белую амфору свитера,
В которую было влито
Твоё горячее, упрямое тело,
Я осторожно понёс её домой,
Чтобы поставить на место
И больше никогда не трогать.
Дорогой
Наши слова ещё ласково переплетались,
Как языки в поцелуе.
Но всё ленивей.
И ливень
Сердечных ударов иссяк.
Казалось, пустяк.
Казалось, наше расставание – счастье для нас.
И только сейчас
Я вспоминаю боль в твоих глазах.
И страх, страх одиночества.
(Какое злое пророчество!)
И грусть.
Грусть,
которой мои наполнились только сегодня.
Агония
Нашей любви
закончилась этим звонком в никуда,
Горьким, как смешанная со слезами вода.
Жалким, как зависть,
И неуклюжим, как неоплодотворённая завязь.