Влажным серебром покрывается снова земля, уже открывшая миру робкий кустик подснежников и мокрые, хрупкие, подобно новорождённым цыплятам, кусочки вешней травы. Как море, лишь на мгновение оставляющее в покое песок, пушистые кристаллики снега, изнеженные тёплым ветром, ложатся на белый ковёр: зима отступает лишь на мгновение, а весна, тем временем, скромно и тихо, духом цветения облагораживает почки и корни у тонких берёз, кудрявых сосен и неповоротливых дубов.
На ветвях показалась сорока. Ненарочно смахивая длинным хвостиком белый пух с косматых веток елей, птица ловко скакала по волнам этого бирюзового океана, пахнущем хвоей, ковылём и полынью, где-то в далёких краях также запорошенных млечным покрывалом утренней снежной метели. Меж берёзовых ветвей показались яркие перья синицы. Птицы пели уже по-весеннему. Их не смущали ни заснеженные тропы, ни хлопья снежинок, крупнее, чем они сами, ни обнажённые ветки деревьев, сбрасывающие пушистый наряд так же легко, как он, едва коснувшись, укрывает их прохладную поверхность. Всё наполняет мир и любовь: робкая, нежная, тёплая, как эти снежинки, словно парад в честь передающей полномочия весеннему цветению зимы.
Александр Листенгорт