Словообразование воронья -
вечероотравляющее враньё.
Видимо, словокарканье в нём, но я
думал, по-соловьиному для неё -
этакий снЕжище высвистан в марте мной,
что и вороны притихли до немоты.
И соловеюшка горло сорвал, чумной,
а досвистаться не смог до тебя, и ты
ловишь не отзвукомысли, а звукодрожь
стеклооконной мембраны - она фонит.
Ты криптограммой ладони слова не трожь,
тянет, конечно, да всё-таки не магнит.
Тряска трамвайная, лучшая из октав,
азбука Морзе сигналящих фонарей...
Мерно качается, видимо, подустав,
тополь, как будто бы старый архиeрей.
Голый и черный, такой ветверукий дед,
стволопреклонный под ветром, хотя и сух.
Город вороний в бетонный бушлат одет,
слепо и немоглухой, обращённый в слух.
Глохнешь с ним вместе, моя дорогая, ах,
слепнешь с ним вместе и вместе молчишь, и так
соловьетворчество, спрятанное в словах,
воронокарканьем обращено в пустяк.
Слушай-не слушай, а ноты не разберёшь,
это к душе, а не к логике и уму.
И звукодрожь утихает во мне - хорош,
словообразование ни к чему.