Повстречался мне усталый странник,
Вроде молод, а в глазах тоска
Древняя как мир.
– Ты кто?
– Изгнанник…
Шли по небу овцы-облака…
– Я изгой земли обетованной.
Быть скитальцем – вот мой тяжкий крест.
Смерти жду, но… нет её, желанной.
Разве только грянет благовест,
И сойдёт божественное Чадо
Вновь на землю, в этот грешный мир,
Чтоб укрыть овец послушных стадо
Плащаницей, стёртою до дыр.
– Но… за что?
– Я не узнал мессию
И теперь жить вечно обречён.
Помолись Всевышнему, спроси, я
Буду ли когда-либо прощён?
– Не проси, молиться не умею.
Я и сам изгой в людских сердцах.
Говорят, что я надежду сею.
Говорят, что взращиваю прах.
– Вижу я – стезя твоя печальна.
Наказанье вечности страшней.
Ведь душа поэта – наковальня,
И людская боль стучит по ней.
Ни о чём просить тебя не смею…
В Горний мир неся свои грехи
Овцы шли и шли покорно блея…
- Нет! Постой! Я напишу стихи!
Господи, помилуй Агасфера.
Ты же добр, прости тот давний грех.
Или доброта твоя химера?
Или милость Божья не для всех?
Ветер подгонял покорных плетью…
И гремел Божественный хорал…
–Почему карая всех нас смертью
Ты его бессмертьем покарал?
Ты, отдавший сына на закланье,
Чтоб спасти от скверны этот мир,
Человеку вечность в наказанье
Дал. Доволен ли, Кумир?
Овцы, опорочив голубое,
Шли в загон свой.
Сквозь столетий бег,
Шёл бессмертный, жаждущий покоя…
Август.
Вечер.
Двадцать первый век.