Чихнёт «кукурузник»
и чинно застынет на месте.
Ну вот и село,
где когда-то на свет появился.
И пусть говорят мне,
что совести нет, мол, и чести —
Терпеть не впервой,
если в юности слепо влюбился.
Но сердце прикажет
склониться в поклоне — от боли,
Что дом свой покинул,
что в нём не бывал уж давно я,
Лет сорок, пожалуй…
А может, чуток и поболе…
И вот возвратился.
Прости, если сможешь, родное.
Забыть невозможно
могилы, бумажные розы,
Дурной подорожник,
которым болячки лечили,
И то, как стекались
у нашей любимой берёзы —
Там тайно курили
и велики миром чинили…
Опять растворюсь я
в пчелином восторженном гуле.
Из ближнего леса
шагнёт мне навстречу мальчонка.
И мигом я вспомню,
как выглядит лето в июле:
Весёлым, в веснушках,
с вихрастой и яростной чёлкой!
И вновь по-хозяйски
пройдусь я по улицам пыльным,
И вновь я взбегу
на заветный из детства пригорок,
Где ветер потреплет
за шиворот: милый, а был ли
Родимый наш край
так уж близок тебе и так дорог?
А что я отвечу…
Что к старости стал сиротою?
Родню позабыл
и друзей от себя же отвадил?
Возможно, и впрямь
ничего в этой жизни не стою,
Зато я любил!
Да и жил не Христа только ради.
И пусть меня злобно
облает какой-нибудь Тузик,
И гуси шипят,
и природа окажется грозной…
Поверьте, за мною
уже не придёт «кукурузник»,
Приют обрету я
под нашей любимой берёзой.