Чарльз Буковски
Cидя в баре на Сансет-бульваре
нет такого языка чтобы петь на нём какую угодно
песню;
на каждую большую любовь есть дюжина
вероломных;
маленькие людишки сидят здесь ковыряясь в своих
ранах;
ещё одна порция выпивки и желание трахнуть
кого-то,
желание быть любимым за ложь
и за хитрость
и за лицо без
лица;
кашляю трескучим смехом;
дураки пытаются одурачить
дураков -
свиньи трахают свиней
собаки трахают собак
чучела сов трахают чучела
сов;
музыка становится всё громче и
громче -
словно иголки чтоб разбудить спящих и
мёртвых;
шансов нет:
музыка была написана
мёртвыми.
пустота - паук, осьминог, пиявка, такие же мерзкие
как человек,
и никто не имел больше шансов чтоб
быть прекрасным.
рыжее дерьмо, детка, и перчатки
банальности.
6-13-74
01.04.19
Charles Bukowski
While Sitting In A Bar On Sunset Boulevard
there’s no tongue here to sing
the ungarbled song;
for each good love there are a dozen
treacheries;
little men sit here picking at their
wounds;
one more drink and the desire to fuck
something,
a desire to be loved for the lie
and the trick
and a face without a
face;
hacking crackling laughter;
fools trying to outfox
fools–
pigs fuck pigs
dogs fuck dogs
stuffed owls fuck stuffed
owls;
the music is turned high,
higher–
like needles to awake the sleeping and
the dead;
there’s no chance:
the music was written by
the dead.
nothing–the spider, the octopus, the
leech is as ugly as
man,
and nothing had a better chance
to be beautiful.
red shit, baby, and the gloves of
banality.