Налей мне крови, дай сорваться вниз.
Как пусто мне, как скользко под ногами…
По стенам тени ползают плющами.
На дне стакана бешенство менад
растаяло, но вновь кровоточа́т
куски тебя, когда надежда в клочья
разодрана, когда любви пророчишь
безумие и боль, но вопреки
пророчествам влюблённые близки –
два сердца, две души, две половины
срастутся в новом теле андрогина.
Надолго ли? Ты мой порочный бог,
рождённый дважды. Вот уже венок
тебе готов и платье для обряда.
Вот женщина ощупывает взглядом
тебя, и видит юношу она,
и пьёт его, целуя, – от вина
согретого, рот в рот зачатый бражник
на выдохе выпархивает влажный,
и, сделав круг, вернётся как душа,
чтоб вылакать остатки не спеша.
А вот мужчина, ты ему гетерой
почудился в туманном интерьере, –
она скользит в холодном свете бра,
прозрачная, как белый виноград
с оттенком золотистого шартреза,
проводит по ключице плавным жестом,
и смотрит на него, как на десерт,
клинками глаз врезаясь прямо в серд…
он не додумал. Спутница под локоть
ему ревниво тычет алым ногтем.
И лишь старуха с пепельным бельмом
тебя узрела и змеиным ртом
с проклятьями прожгла тугую шею.
Твой тонкий шрам сочится и краснеет
так медленно, и набок голова
склоняется и падает, едва
успев до расставанья с телом липким
украсить лик подобием улыбки.
Ты обезглавлен. Твой кривой оскал
мне нравится. В симметрии зеркал
ты снова распадаешься на части.
Я к ране подставляю эту чашу.
Налей, кровоточивый Дионис.