Мимо Граций, парящих в нарядах из шёлка паучьего,
королева Арахна ведёт Голиафа в наморднике.
На подносах – хрустальные коконы, и через трубочки
души бабочек пьют пожилые Тарантулы в смокингах.
Ты садишься под властным крылом векового рояля.
Перепутались клавиши, чёрное-белое-чёрное…
Дама-клещ ухмыляется под сигаретной вуалью,
а в глазах безразличие. Публика здесь хладнокровная.
Город тенью раскинулся – членистоногий Калигула,
он паук… обожает бельё-паутинку на девочках.
Если хочешь летать, потерпи да помучайся, милая.
Ты играй. Улыбайся ему, откровенно, доверчиво.
Ты сбиваешься с ритма. И хочется сгинуть, закрыться
в тёмной маленькой комнате, в полночь распахивать шторы
и смотреть на фонарь. Просто ты – мотылёк, а не птица.
Старый город вздыхает, разводит чугунные рёбра,
ты привыкнешь к нему, даже если туманно и холодно.
За спиной по шершавой стене незаметно спускается,
ковыляет старуха-Арахна, и тянет за волосы:
Ну куда же ты, куколка? Я тебе выткала платьице –
чёрно-белое. Чёрное – рано, а белое – поздно.
Над землёй так нарядно и дорого светит реклама,
под землёй – так застенчиво сложены крылья и кости.
Остальное не ва…
важно всё,
кроме слёз,
кроме драмы.