Би-жутерия свободы 26

Марк Эндлин
      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

Глава#1 Часть 26
 
В обществе, где тотальная бездетность привилегия Богов с горы Парнас, принятая всеми вежливость воспринимается излишней  галантерейной принадлежностью.
Типы вроде моего задаваки вопросов родственника с медалью «За формирование взглядов кулаками как средством успокоения» на груди и недовыполненными нормативами общедоступных понятий, прогуливаются под руку с Огромным удовольствием. Они искренне верят в насильное переселение человеческих душ в кузнечиков и прожаренному бифштексу предпочитают греющиеся на солнце бока многострадальной планеты, что вполне подходит жаждущим получателям по мозгам или пули в лоб, учитывая, что с годами хомосапиенсы, тщательно подбирая нужные матерные слова, вырождаются и вносят в завидную область талии весомые поправки.
Иногда они умудряются пьянеть от счастья в дождевиках под душем, надышавшись предрассветного тумана, иногда от обожаемой зелени в кармане. В особенности это касается старых боровов, страдающих метеоризмом (человеческая газировка) и считающих, что ни одна порядочная свинья при удобном случае не упускает шанс опороситься.
Не надо забывать, что этот незабвенный родственничек, думавший, что для освещения вялотекущих событий предостаточно 60-ваттной лампочки, ездил в наёмной машине телесного цвета и превосходил все ожидания знакомой Сальмонеллы Никитичны Никчёмной сантиметров на пять, в свою очередь завидовавшей медведям на Аляске, в нерест питавшимся отборной сёмгой местного копчения. Если же она, прекрасно выглядевшая от шеи и дальше вниз со всеми остановками, оставалась им недовольна, он, поглаживая редкую испаньолку, грациозно выгибал спину, издавая угрожающее «Мяу!». Хотя он полагал, что перенёс грипп на ногах и с этим необходимо было обратиться к подиатристу с развитым глушителем не отстирывающейся совести.
Я бы ни при каких обстоятельствах не стал упоминать о родственничке, если бы он не посвятил скрытной Сальмонелле Никитичне, с которой неоднократно играл в прятки, незабываемые строки, полные несбыточного откровения и непреодолимой мужской тоски.

Мне с тобой то холодно, то слишком горячо,
на глазах типичная повязка.
Мы играем в прятки, я не вижу ничего –
каждый шаг сюрприз, обман и встряска.

Чтоб развлечь тебя, готов я на неверный шаг,
воздух нервно щупаю руками,
в сердце перебои, тряпка на глазах,
выдержу ль очередной экзамен?

Тщетны все попытки непонятное поймать,
если повезёт – за хвост Жар-Птицу.
Продолжаю голосу ведущему внимать,
в детских играх вновь определиться.

Но пока что всё кончалось шишками на лбу
в испокон заведенном порядке.
Кажется свободен на земле, но не могу
не играть с избранницею в прятки.

Иногда мне хочется сорвать повязку с глаз,
мир увидеть в золотой оправе,
возразить никто мне в этой жизни не указ,
и ошибки прошлого исправить.

Но приходит следущая с тряпкой половой
не убрать в квартире – верховодить,
в прятки поиграть, крича притворно «Ах и ой!»
в замкнутом постельном хороводе.

Сумасшедший в поэтическом плане родственничек – специалист по маринованным грибкам, помимо принимаемых им пищевых добавок делал лечебный минет полотенцу с пьяной вишенкой, побывавшему в промежности любовницы на Оральском море, где можно кушать и думать одновременно о редчайшей редьке. Потом она, впряжённая в ярмо семейной жизни, с полчаса отмокала в ванной, сетуя на торговлю насосами для подкачки губ, не приносящей прибыли.
Да стоит ли удивляться, если чудак запатентовал салат из волосяных луковиц и средство борьбы с недовольными жизнью тараканами повторными прогонами популистской киноленты Григория Александрова «Весёлые ребята». А ведь у него самого дети на глазах подрастали, и приходилось наведываться к начинающему окулисту – бесплатные удовольствия того и стоят.
Неуловимые усатики искренне любили его, вот тут-то он их и... Как человек галантный, он делал  одолжения женщинам в виде детей. Его привлекали девчата средних лет с парафиновыми лицами, в особенности та – одинокая со сверхсрочником поверх сорочки на сеновале в сарае, с охранником тюрьмы для богатеев «Жировая клетчатка».
Поговаривали, что она собиралась потрясти деревенскую парфюмерную промышленность, запустив в производство линию духов «По долинам и по вздорьям», вычищая дегтярную грязь под ногтями. Ознакомившись с выше воспроизведенным, вы сможете убедиться – пустое это дело пререкаться с зеркалом, придерживаясь повседневной морали – этой гувернантки на все случаи подстрахованной жизни, подогреваемой мелкими страстишками. Мы нафаршированы высокомерием с рачительностью уклейки в речах, изобилующих перемежающейся хромотой высказываний, извлечённых из саркофага тривиальных знаний.
Плоды, если можно так выразиться, деревенского снобизма мы пожинаем уже сейчас, сталкиваясь с проявлениями псевдокультуры в литературных веяниях на радио и телевидении. Одним из таких не определившихся направлений стал скороговорчато проговариваемый рэп «Да перестань ты лапать женщин – вокруг столько не менее красивых дверей», речитативно заполонивший многострадальный эфир. За редким исключением он может сгодиться для учеников подготовительных школ недоразвитых стран в помощь изучающим азы арифметики, гамбургеров и других необходимых для выживания цивилизации с лица планеты дисциплин. Как это ни прискорбно признавать, африканизированный рэп усиленно насаждают коммерсанты и коррупционеры от порядком облысевшей музыки. Ещё меньше он выигрывает в современной утрусской культуре – в ней он выглядит иностранцем, забредшим в тайгу.

Я вовсе не ратую за исконную русскость.
Противен рэпейник на теле искусства –
явление чуждое славянской породе.
Я за мордобой, но в поэзии против.

Такого наслушаешься – уши завянут.
Серебряный век заменён оловянным.
Нарушено право любви к человеку.
Музычат, поэзят в рэпейных огрехах.

Пора наступила сказать откровенно –
вскрывают безжалостно лирики вены.
Ужели вошли мы в век чахлый и хмурый,
где правит безвкусица силой купюры?

Деритесь, стреляйте, молитесь на гири,
но не засоряйте культуру в эфире.
А Некто заметит: «Ты слишком старый,
не воспринимаешь искусства удары».

Противники в солнцесплетение целятся,
но я не выбрасываю на ринг полотенце.
Не всё ещё в жизни певучей упущено,
я – клон из Бальмонта, Есенина, Пущина.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #27)