Как счастлива была ты и красива.
И прядь волос, прилипших, с рыжиной
наискосок по лбу перечертила.
И мама пела. Дождик проливной
три дня не утихал. Аэродрома
(какой бетон, тут впору строить гать)
суглинок вперемежку с чернозёмом
не позволял садиться и взлетать.
И где-то там, за сотню километров,
там, где края у тучи, наконец,
там, в неприметном городке военном,-
уже полгода ждёт нас мой отец.
И вот, взглянув на спящего пилота,
и лозунг обветшалый «Миру-мир!»,
и улыбаясь, вспоминая что-то,-
она,- Летим,- сказала,- командир!
И он, из сна и дрёмы выплывая,
поправив куртку, покрутив значок,
по залу ожидания летая,
искал один резиновый сапог.
А я у дяди Коли на закорках.
И по колено грязь перемешав,
она всё пела про себя негромко,
любовью, облегчая каждый шаг.
- Ну, как сынок,- она меня спросила,
и озорно пилоту подмигнув.
Какая-то неведомая сила
оставила под нами жидкий грунт.
И мой отец боролся со стихией
на палубе стального корабля,
и повторял своей любимой имя
пока рождалась твёрдая Земля.
И крылья неказистого биплана
всё выше к Солнцу, ближе всё к Любви,
Через моря, проливы, океаны…
Запомните объятия свои.
И для меня заученной надеждой,-
правда пришлось зубрить, и повторять,-
пришла любовь, спокойствие и нежность -
а значит,- научился я летать.