I must be the heavy globe
of hydrangea, always bowing
by summer’s end. Must be salt,
like sadness at a burning city,
an ethical disobedience. I must be
a violet thorn of fire. These days
I don’t taste good, but I must
be singing and boneless, a lily.
I must beg for it, eyes flashing
silver as a fish. Must be a rosary
of listening. This is how I know
to love. I must hide under desks
when the forecast reads: leaves red
as meat, sleeping lions, chandelier
of bone, moon smooth as a worry
stone. I must want my life and fear
the thin justice of grass. Clouds
hunt, wound the rising tide. I must
be paradised. On my knees again.
Я должна стать гортензии шаром,
Что завянет в финале лета
И гореть городским пожаром,
Быть огнём, что весьма фиолетов.
В эти дни я не вкусная очень,
Но должна с бесхребетностью лилии
Ласкать слух, будто роза и прочее...
Я люблю и гну эту линию.
Я должна затаиться, спрятаться
Перед тем, как листья красным
Словно мясо, в момент окрасятся,
Сытым львом после пиршества, праздненства.
И неверный светильник луны
Вновь смягчит угловатость в камне.
Я люблю жизнь, но мягкость травы,
Я боюсь, что пока далека мне.
Тучи вновь. За приливом прилив,
Кровоточит рваная рана,
Рай затих, ожидая молитв,
Я стою на коленях рьяно.