Я ветер люблю беспокойный,
Чтоб рвал и метал все вокруг,
Чтоб скопом пружинистых рук
Мне бил по лицу непристойно.
Чтоб скопом пружинистых рук
Мне бил по лицу непристойно.
Я встану поближе к обрыву,
Он с моря волчее и злей.
Всю душу мне, ветер, излей
Своей быстротой молчаливой.
Всю душу мне, ветер, излей
Своей быстротой молчаливой.
Он вести такие приносит,
Каких не знавать тишине.
Он песни в объятия мне
Швыряет, как чьи-то отбросы.
Он песни в объятия мне
Швыряет, как чьи-то отбросы.
А сам напевает так страшно,
Так хрипло, визгливо, порой.
Ломая, коверкая строй
Обидою позавчерашней.
Ломая, коверкая строй
Обидою позавчерашней.
А к вечеру ляжет, притихший,
В траву полевую ничком
И слушает летних сверчков
Так вдумчиво, что и не дышит.
И слушает летних сверчков
Так вдумчиво, что и не дышит.
Пронзительный северный ветер,
Вернейший для верных гонец.
Он знает, что это конец,
Что он захлебнется здесь в лете.
Он знает, что это конец,
Что он захлебнется здесь в лете.
Но слишком настойчивы лица
И самопожертвенен взгляд,
Что, жаждя излить этот яд,
Не может он остановиться.
И, жаждя излить этот яд,
Не может он остановиться.
И вот небывалые песни
Проникли в мой замкнутый слух,
И мой неуживчивый дух
Воспрял, оторвавшись от бездны.
И мой неуживчивый дух
Воспрял, оторвавшись от бездны.
И в сердце растаял осколок,
Уж целую вечность любя
Так бесповоротно – тебя,
Я сразу узнала твой голос.
Уж целую вечность любя –
Я сразу узнала тебя.
Наверное, так и должно быть,
Мы были друг с другом всегда –
Но нас разлучала беда,
Пространства и времени злоба.
Но нас разлучала беда,
Пространства и времени злоба.
И я забираюсь на крышу
И сорванным хрипом пою –
Но я против ветра стою,
И ты меня просто не слышишь.
Но я против ветра стою,
И ты меня просто не слышишь.
Я ветер люблю беспокойный,
Что мечет и рвет все вокруг.
То – страсть твоих царственных рук,
То сдержанных, то беспокойных.
То – прикосновения рук
Твоих неуверенно-знойных.