… Она устало отстегнула свои белоснежные, такие нежно – упругие крылья и повесила их на стенку между четками арабского оникса (непрозрачный камень, на срезе которого четко прослеживается чередование белых и черных слоёв, с преобладанием последних) и перевёрнутым Пентаклем. Её взгляд невольно упал на сиротливо притулившуюся в дальнем углу кухни гоночную метлу…
Снова придется терзать нежную плоть своей Пухлой ****ы шершавой рукоятью ведьмовской метлы, вместо того, чтобы предоставлять любому шалому ветерку право щекотать на её лобке дерзкие рыжевато- пепельные кучеряшки.
Снова, снова эти козлы - мужики… В который раз пытаются они сдёрнуть её с небес на грешную грязную землю, потопив её в пучине мутных воспоминаний… Но они не учитывают того, что коли у женщины обрежешь крылья, она оседлает свою метлу. И будет тюкать Вас по макушке концом её рукояти снова и снова.
И кто сказал, что небеса – стерильны, словно скальпель хирурга? Вон – осыпается с напряжённых от усталости плеч перхоть облаков. Пора её смыть со своего девственно невинного в Ментальном мире тела.
Женщина прошла в просторную, залитую в это время суток янтарным солнечным светом ванную комнату. Дойдя до расположенной почти по самому центру помещения голубовато – изумрудной ванны, сравнимой по своим размерам с мини-бассейном, скинула на пол легким движением плеч домашнюю тогу, которая со змеиным шипением плавно соскользнула по её ногам на мраморный пол, иссечённый едва розовеющими прожилками живой плоти.
Перешагнув через бортики, она грациозно плюхнулась в пенное болото сосуда для омовения, и, расслабившись, развела ноги пошире. Тот час же в её памяти всплыла картинка из детства. Женщины – народ коварный. И пред этим коварством нередко не могут устоять никакие родственные узы… Есть такая порода дочерей Евы, которые стараются ужалить побольнее.
… Лето…жара… она, ещё совсем девочка, лет 11 – 12, приехала в гости к родной сестре матери со своей любимой бабулей. Пришла пора принимать ванну. В целях экономии воды, а главное – дров, как топлива для старого титана, купаться её отправили с двоюродной младшей сестрёнкой.
О-о-о… это была та ещё бестия. Она не понимала ни правил приличий, ни законов уважения старших. Худощавая, гуттаперчевая, словно из каучука созданная и резвая как бразильская мартышка, так и норовила как бы ей прижучить её, пухлую, застенчивую домашнюю горожанку.
Сели в противоположных углах чугунной советской ещё ванны. Ноги – разведены в стороны и почти касаются бедер друг друга. Когда бабуля, старательно намылив и смыв голову приезжей, попыталась проделать это с хозяйкой, та возмутилась:
- Я – сама. Это ты свою внученьку купай.
«Внученька» проглотила насмешку – она была хорошо воспитанной девочкой. Оказавшись без дела, бабуля решилась оставить девочек наедине.
Как только она вышла из помещения летней кухни, по совместительству служащей и ванной, юркая стопа насмешницы коснулась широкого лобка сестрицы и попыталась проникнуть большим пальцем в промежуток между пухлых, полураскрытых больших половых губок:
- Чегой-то она у тебя такая?
- Какая ещё – такая?
- Жирная…Фу-у-у…
- И ничего она не жирная… - обиделась горожанка за свою писю, - обычная.
- Ни фига-а-а… Моя – смотри какая: тощенькая, узенькая и уголком выглядывает промеж ног. А твоя?
- Чего моя?
- Как кусок сала лежит, вот чего.
- Это ещё почему? – недоумевала скромница.
- А я почём знаю? Вон – целый кирпич промеж ног валяется. Да ещё белищий… Ну точно – как кусок свиного сала… Аж смотреть противно…
- Ну и не смотри… - отрезала гостья, вылезая из недружелюбной ванны.
Да-а-а.. за прошедшие годы мандося так и не пожелала худеть. Кому-то из кавалеров это было по душе, но большинству её Пухлая ****а не нравилась вообще. Впрочем, обладательницу сего дива это нисколечко не огорчало. Она лишь искренне жалела тех, кто не был в состоянии оценить по достоинству её чудо чудесатое.
В окно спальни со стены над изголовьем её кровати призывно смотрели голубые рога Изиды. Они ждали Утро, призывая Солнце.
Распаренная от теплой воды, разомлевшая от шелковистой нежности пены для ванн, женщина тихонечко рассмеялась. Она наконец-то смогла простить того, кто, обрезав её крылья, снова обрек их хозяйку на опасные вылеты из трубы камина в тёмное чернильное небо, усеянное бисеринками звезд.
Простить и отпустить. А что он мог бы ей дать такого, чего она сама себе не смогла бы дать? Проникновение в её самость? Она протянула изящную, харизматичную руку по направлению к стоящей неподалёку от ванны банкетки и взяла с неё игрушку для взрослых, самодостаточных дам.
Это был фаллоимитатор. Латексный, шелковистый и упругий на ощупь. Теплый, так и просящийся в руку, а после – словно сам устремившейся в её распахнутое от жара воды и неги желания лоно. Она не торопилась. Ведь ей не нужно было подстраиваться под темперамент живого фаллоимитатора. Ей не нужно было никому доставлять удовольствие. Никому кроме себя самой.
Она неспеша провела смазкой по головке своего покупного друга. Закинула ноги на бортики ванны, улегшись по её диагонали и выставив свой лобок, этот ненавистный некоторым кусок жира, обросший каштановой шубкой, поверх воды. Провела головкой себе промеж больших половых губ, не касаясь их руками.
Искусственный член работал сам. Черкнула походя по набухшей головке клитора. «Погоди, дружок. Для тебя – иная игрушка. Не спеши» - пронеслось в её голове. Скользя по смазанной дорожке своего естества, она добралась до входа в вагину.
Потихонечку, словно усталый путник в дверь постоялого двора, она начала стучаться в разверзшийся зев её естества. Потом – всё сильнее и решительнее. Наконец головка проскочила внутрь. Немного затормозив, освоилась там и повлекла весь остальной искусственный фаллос вслед за собой. Всё чаще, всё глубже.
От наслаждения она приоткрыла рот, закрыла глаза, почти вылезла вся из ароматной воды ванны. Никто не сможет так её возбудить и насладить, как она сама. Но вот, уже почти оргазмируя, женщина снова протянула руку к той же самой банкетке. Там сиротливо лежал вибратор. Обычный небольшой розовый вибратор на шесть скоростей. Вымазав остатки смазки на его головку, она поднесла игрушку к самому клитору. И нажала кнопку пуска.
Две головки встретились. Большая защекотала маленькую. Женщина издала вначале стон, потом рычание. Её тело стало содрогаться в сладких конвульсиях оргазма. Под конец посторонний наблюдатель заметил бы фонтанчик сквирта, который наделал небольшую лужицу возле самой ванны.
Наконец обессиленная от удовольствия, она бросила свои игрушки на пол и снова предалась сладостной истоме, погрузившись в ароматную, уже успевшую немного остыть, воду.
Добавлять горячую она не стала. Ей было просто лень. Хозяйка раненых крыльев сомкнула веки и провалилась в уютную дремоту. Она могла себе это позволить. Она жила одна. Дети уже выросли и имели свои семьи. Родителей уже не было в этом Мире.
Полудрёма сладко обволакивала её, умиротворяюще укачивала. И незаметно для себя она стала слегка покачиваться из стороны в сторону, словно ехала в дальние края на верхней полке в купейном вагоне ещё старого, полураздолбанного поезда советских времён.
Поезд… Да, поезд… Воспоминания, которые были загнаны в дальний уголок сознания, выползли на передний план и засияли яркими красками яви. Она была молода и красива. Это было так давно, что с трудом верилось в реальность всего тогда происходившего. Это всё было словно в полусне. В дрожавшем мареве уже нереального, невесомого Прошлого.
Девушка ехала отдыхать на Юг. В один из многих действующих тогда профсоюзных здравниц и Домов Отдыха. Удалось урвать бесплатную путёвку на целых десять дней. Начало сентября, бархатный сезон… Она лежала на своей любимой верхней полке. Под нею ехала молодая семья из папы – мамы и малыша.
Выходя очередной раз в туалет, она скрестилась взглядами с молодым кавказцем, ехавшим в её же вагоне. Она не была робкого десятка. Но в этот раз почему-то поспешила опустить глаза и поскорее укрыться за дверью своего купе.
Она молила Небо, чтобы её соседи ехали с ней до конечной станции. Она боялась. Боялась не этого незнакомого парня. Она боялась саму себя. Что то животное начало, что жило в ней, как в любой самке, не устоит перед инстинктом самца. Молодая семья защищала её от самой себя.
Но, как это часто и бывает, Небеса остались глухи к её стенаниям. Соседи покинули вагон за две остановки до конечной. Тепло распрощавшись, они вышли в южную ночь, оставив её совсем одну, в крайнем от туалета купе, куда проводники за всю поездку заглянули всего дважды.
Она долго не решалась покинуть своего места, но естество брало своё. Выйдя в коридор, она снова встретила Его. Он сторожил Её… Они перекинулись ничего не значащими фразами. И, едва она снова разместилась на своём месте, как парень залез к ней. Девушка надеялась, что верхняя полка спасёт её от посягательств. Но, увы, ошиблась.
Кавказец был настойчив, но не груб. Он в меру своих способностей ласкал её. Целовал и обнимал, гладил… Наконец-то забрался рукой в её трусики и прижался ладонью к её пряному, пропахшему за дорогу выделениями из вагины, пухлому лобку.
- Ой, как здорово!!
- Что здорово? – не поняла она.
-У тебя такой пухлый, жирненький зайчик.
- Зайчик?
- Ну да. Лобок. Он так здорово ложится в ладонь. Его так и хочется помять, потискать. Как котёнка. Да ещё не колючая, не бритая, а такая… меховая… пушистая…
- Как плюшевый медвежонок? – хмыкнула девушка.
- Да – да. К нему так и хочется прислониться щекой. Жаль здесь не совсем удобно – навернуться можно.
- А крыльев-то ты и не отрастил, - словно хмыкнула она.
- Ну да, - не понимая смысла последней фразы, подтвердил железнодорожный Дон Жуан.
В самом соитии ей не запомнилось ничего, ибо и помнить-то там было нечего. Десяток средних фрикций и – всё. Запомнился его восторг от её необычной, не такой как у многих, ****енке. Он приглашал её на обратном пути заехать к нему в гости. Просто позвонить, и всё. А он сводит её и в ресторан, и познакомит со своими друзьями…
Она покивала головой, даже записала его телефон. Но, естественно, ни заезжать, ни звонить не стала: знакомиться со всем аулом у неё желания не возникло.
Воспоминания таяли в её сознании, расплываясь в розовом тумане Прошлого.
Незаметно для себя она задремала. Вода медленно, но верно остывала, а потянуться к крану, чтобы подлить горячей воды не было ни сил, ни желания…, впрочем, за окном стояло душное лето. Так что простуда ей не угрожала.
Сквозь сладостную дрёму купальщица ощутила, что кто-то теплый и пушистый, мурча, трётся о её лобок. Даме показалось, что она раскрыла глаза и увидела промеж своих ног своего кота, когда-то давно, жившего в её семье.
Рыже – кремового, с желтой дорожкой по хребту, разветвляющейся в пушистом хвосте. Он мало прожил: в год с небольшим, удравши погулять с соседской кошкой, он оказался жертвой сорвавшегося с поводка питбуля… За день до него такая же судьба постигла ещё одну домашнюю кошку в их доме…
Ни ДО, ни ПОСЛЕ кошки в их дворе не погибали… Но потерявши красавца Маркиза, семья не решалась завести ещё одного питомца. А сейчас, мурча, что-то сумасшедше похожее на любимца, мурча тыкалось в её ****у, стараясь добраться до сокровенного бутона.
Женщина непроизвольно помогла гостю, разведя ноги, согнутые в коленях, пошире. Кот добрался до лакомого местечка. Он урча начал вылизывать своим шершавым языком одиноко стоявший клитор. Потом переместился пониже и уткнулся в самый вход в вагину своим носом и языком…
Она стонала и извивалась под ласками животного, а оно снова переместилось к грибку клитора. Наконец купальщица не смогла больше сдерживать себя и закричала… Крик был с хрипотцой, тем, первородным, каким кричали самки, которых покрывали самцы ещё в доисторические времена в холодных мрачных пещерах…
Когда оргазм, отбушевав, наконец-то утих, хозяйка мысленно произнесла:
- Маркиз…Маркиз, это ты?
- Муууррр… ну а кто же ещё, по-твоему?
- Но… но тебя же нет уже здесь давным-давно…
- Вот именно - ЗДЕСЬ.
- А что…ты где-то живёшь?
- Разумеется, глупенькая.
- Но где? - не переставала, изумляясь, тупить тетка.
- На Радуге, где же ещё? Туда уходят все коты, окончившие свой жизненный Путь здесь. Ты разве об этом не знала?
- Знала… когда-то… но… позабыла…
- Эх ты, девчонка! Девичья у тебя память! Все коты попадают отсюда сразу на Радугу…Ммммррряяявв… Ладно, мне пора… И так заболтался я с тобой.
Не успела она погладить своего визитера напоследок по загривку, как осознала, что проснулась окончательно и продрогла. Хочешь – не хочешь, а вылезать было уже пора.
Завернувшись в махровый халат бирюзового цвета, она прошла к широкой дубовой кровати, утопавшей в алькове спальни. Луч уходящего за горизонт солнца прошёлся по копне её тёмно-медных волос. Женщина проследила взглядом за кончиком этой природной указки и чертыхнулась:
- Чёрт, едва не опоздала! Райдо уже вспыхнуло янтарным светом! Мне пора вылетать!
Солнечный зайчик закатного светила и вправду коснулся руны «Райдо», висевшей на стене рядом с изголовьем кровати. Это был знак: через полчаса любимый освободится и будет ждать её в своих чертогах… А ей не хотелось терять ни минуты близости с ним… Да ещё эти крылья… Придётся тащить их с собой: Маг в состоянии залечить их раны.
А пока…пока она села верхом на черенок метлы, расправив большие половые губы по обе стороны, поёрзала, протянув руку, сорвала со стены свои истерзанные крылья и бесшумно выскользнула в открытое окно.
Немногие на земле заметили, как из небоскрёба на уровне 33-го этажа вылетело нечто, весьма напоминавшее статную ведьмочку верхом на метле. Да и те, кто заметил, решил, что это шальное облачко приняло столь затейливый вид.
А она…она уже через четверть часа достигла вожделенного пункта назначения. Сочная зелень с оттенками от изумрудного до темно-малахитового скрывала под своим покровом человеческое жильё неизвестной категории. Это не была хижина или обычный сельский дом. Но и на замок или дворец это не было похожим.
Что-то схожее с объёмными декорациями фильма в жанре фэнтези. Но не «чистого» фэнтези. А с ореолом хоррора. Почему-то внешняя умиротворенность вселяла ужас в душу. Хотелось улететь, убежать отсюда как можно дальше и быстрее.
Почти всем, но не нашей героине. Она обожала ауру этого места. Она любила это место, а оно боготворило свою гостью. Ей здесь всегда были рады. Даже когда хозяина – ведьмака не было дома. Но она не любила быть в гостях в пустом доме.
Поэтому не спешила приземлиться. А медленно планировала, задавая один круг за другим над бело-розовым зефирным зданием. Постройка словно следила над своей воздушной посетительницей. Было ощущение того, что стены колышутся, томно вздыхая в предчувствии прикосновений к ним её нежных пальцев.
Труба так и норовила обвиться вокруг её стройных ножек, словно ласковый кот, и пощекотать даму промеж них своим дымом – хвостом. Однако всех неприятно удивило то, что визитерша восседала верхом на своём воздушном скакуне – метле, а не парила на привычных белоснежных крыльях.
Но… сердце всех женщин склонно к таким переменам, что устанешь удивляться… Если ей хочется так пощекотать нервишки свои и своих друзей, а заодно - и клиторок, то почему бы и нет?
В это мгновение в небо вспорхнула, кувыркаясь через голову, стайка голубей – турманов. Это был знак: хозяин вернулся домой. Голуби, делая попутно пируэты, достигли женщины и уселись все на неё. Кто на плечи, кто на руки, остальные удовольствовались самой метлой. Снизились на открытую площадку асотеи (это – самая отличительная и вдохновляющая часть среднестатистического частного мексиканского дома; её полом служит плоская крыша асиенды) всем скопом.
Он уже стоял там, раскрыв для объятий свои руки, но вынужден был посторониться, чтобы окончание черенка метлы не пронзило его причиндалы.
- Что это?
- Это - твоё новое приветствие? – усмехнулась Она, слезая с разогретой и увлажненной её плотью метлы, стараясь не задеть его удивлённое лицо своими крыльями.
- Здравствуй, жизнь моя. Но почему – таким способом? Чтобы быстрее возбудиться? Так вроде ты и так в этом превосходишь многих и многих? А что это у тебя в руках?
- Угадай с первого пера… - саркастически ответила Она.
- Крылья…Крылья? – не поверил Он своим глазам, - это твои крылья?
- Нет, Ёжкин кот, я решила спереть их у соседки…
- Но…почему? Кто?
- Второй вопрос актуальнее.
- Ты хочешь сказать…
- Я уже сделала… Он в Тартаре…
- Ты…
- Разумеется, я. Не ты же… Меня обидели. Я защищалась… Меня оправдали. Но вот крылья… Они пострадали… А восстанавливать их я не умею… Поможешь?
- Без проблем, СолнцА моё.
- Тогда – давай, не тяни. Чтобы после не отвлекаться, - мурлыкнула она, целуя его в ухо и одновременно сгоняя с себя последнего, не желающего улетать с её головы, голубя.
- Не злись так сильно на этого урода. Я же тебе помогу сейчас. Ты не ранена. Всё в порядке. Как говорит Пауло Коэльо в своём «Дневнике мага»: «Подумай о том, сколь необходим для Иисуса Иуда…… Иисус должен был выбрать Врага, иначе его борьба на земле не была бы восславлена.» Так и твои деяния не были бы столь значительны, если бы за это не выщипывали твои крылья. Раз треплют – значит- ты кому-то мешаешь. Очень сильно мешаешь. И весь этот негатив, направленный на тебя, лишь подтверждает силу твоего позитива, которого они боятся.
Он взял её на руки, а она обняла свои многострадальные крылья. И мужчина, едва ступая, как по воздуху, понёс свою драгоценность вниз, в свой дом. Он называл его «Моя пещера». Она так и не смогла понять почему именно так.
Мгновение спустя они оказались перед шикарным бассейном, наполненном чем-то пузырящимся, напоминавшим шампанское, на поверхности этой благодати плавало множество лепестков роз. Всяческих оттенков от чайных до багряно-пунцовых.
- Ну, настраивать я тебя покуда не стану, а опущу-ка сразу в этот сироп. Не раздевая.
- Во-первых, - выгнувшись в его руках как излучина лука, недовольно спросила женщина, - это почему ещё не раздевая?? Я что, по-твоему, купаюсь и сплю в том, в чем летаю?
- Я купил тебе новый наряд, так что можешь этот мочить не жалея. А что во-вторых?
- А во-вторых… Что значит «не буду настраивать»? На что? Неужто ты решил сегодня отказаться от сладкого? Я сильно расстроена.
- Да ты что? Как же я могу отказаться от самой сладкой ****ы в мире? Я лишь пока, вот сейчас, покуда займусь починкой твоих крыльев, не стану тебя настраивать.
- Странно ты как-то изъясняешься…
- Не я. Это я на днях вычитал, что женское тело подобно музыкальному инструменту.
- Это которому? Барабану? - прыснула она в кулачок.
- Ну что ты… Скрипка… И для того, чтобы заставить звучать эту самую скрипку, мужчина должен быть музыкантом, и музыкантом прекрасным. А я сейчас пока буду чем-то вроде слесаря - инструментальщика.
- Ну надо же как витиевато ты стал размышлять.
- Век живи – век учись… Кстати, я заодно поработаю и над твоей метлой, ага? У меня настроение какое-то творческо-мастеровое.
- Ага… Альтернатива больной головы? – уже обиженным тоном уточнила гостья.
- Что ты!! ТА головушка у меня всегда для тебя здорова. А ЭТА мне по статусу немного больная положена быть.
- А что ты собрался сотворить с моей несчастной метлой? – допытывалась дама, уже плескавшаяся нагишом в водоеме, и вправду заполненном шампанским - она не удержалась, пивнула из ладони, сложенной лодочкой.
- Веник.
- Что-о-о-о? – возмутилась она, - не смей!!
- Да не ори так, всех на лапы и крылья поднимешь. Я лишь метловище сделаю телескопическим, чтобы ты могла его сдвигать и раздвигать по мере надобности.
- А-а-а-а… Тогда – ты – молодчина… Ну, ты покуда поработай, я шампанского попью, ага? Фужерчик мне подайте, плиииззз…
- Держи!! – щелкнув пальцами, хозяин по воздуху переправил своей гостье то, что она просила, - только постарайся не описаться в бассейн, хорошо? Я не являюсь поклонником уринотерапии в таком объеме.
- Я постараюсь, но не ручаюсь, - хихикнула женщина в ответ.
Наконец, когда она почти потеряла терпение, он плюхнулся в бассейн, улыбаясь во весь рот, и едва не затопив всё помещение, подняв волну, сопоставимую с цунами.
Когда мужчина, раскрыв объятия, уже прижимал к себе свою гостью, она внезапно расхохоталась во весь рот.
- Ты что? Я так нелепо плюхнулся в эту кастрюлю?
- Не-е-е-ет… Я не об этом, всхлипывая от смеха, возразила она.
- Тогда что тебя так рассмешило?
- Я вдруг представила себе картинку одну…
- Какую, если не секрет?
- Не секрет. Я представила, что нам с тобой по 80 с хвостиком лет. Я –эдакий жиробасик с нависающим над лысым лобком мешком жира под названьем громким «живот», а ты – жухлый, тощий скелетик, обтянутый пергаментной кожей, которая сваливается со своих мест складками-волнами. И ты делаешь мне кунилингус, утопая плешивой уже головой под громадой моего чрева.
- Намек понял. Но я же спешил. И старался сделать всё качественно. И вот теперь, чтобы у тебя и в душе выросли крылья, я хочу доставить тебе неземное удовольствие.
- Мне? Только мне? – усомнилась дама.
- И себе тоже, не буду этого скрывать, - с этими словами он поднял свою возлюбленную на руки и усадил её на бортик бассейна, оставшись в воде промеж её широко разведенных ног.
Он наклонился к её такому широкому, так манящему его бугорку, призывно торчащему на фоне плоского животика своей неподстриженной кудрявостью. Осторожно прикоснулся двумя пальцами правой руки, чтобы развести большие половые губки пошире, ладонью левой одновременно с этим поддерживая её под спину, чтобы она могла лечь на неё на пушистый ковёр покрытия.
Приблизил своё лицо к образовавшейся щели и утонул в ней, с наслаждением вдыхая невымытый аромат её плоти, её самости, её женственности… Он вдыхал и возносился к небесам от наслаждения дышать ЕЮ…
После мужчина провёл своим языком по вдоль этой трещины Женщины Обетованной, начиная с напряженного как струна, уже настроенного клитора, от прикосновения к которому, она взвизгнула и выгнула спину дугой, обеими руками, обхвативши его голову, вжав в себя ещё плотнее его лицо.
Так, что он почти задохнулся. С усилием ему удалось продвинуться ниже, к самому истоку сладости. Ещё раз провёл языком до клитора, торчавшего караульной вышкой высшего наслаждения и обратно. Ввел разгорячённый язык в самую глубину уже ожидавшего его влагалища. Уже склизло-влажного, горячего, распростертого и отданного целиком в его власть.
Он сосал его и вылизывал, прикусывал клитор и щекотал одновременно языком нежную плоть, высасывал её соки, дышал её сутью. Она содрогалась, тихо постанывая, вскрикивая, то прижимая его голову к себе что есть мочи, то впиваясь в чернявую шапку его волос, едва не сдирая с него скальп своими наманикюренными коготками…
- Войди в меня… возьми меня… молю тебя… я так тебя хочу… Хочу я стать твоей рабыней… и госпожой тебе служить… войди… сейчас… останься там отныне… Я больше не могу терпеть… Возьми меня… молю-ю-ю…
И на последнем слове этой мольбы из её рта вырвался вопль, непередаваемый словами, звериный вопль торжества самки над самцом. Когда она чувствует, что сыта им, наполнена… И сил на другую реакцию уже просто нет…
Он же, блаженствуя, стоял на дрожащих от страсти ногах и раскрытым ртом ловил струйку её сквирта. После чего подошёл к ней вплотную, положил свои руки ей под поясницу и, прижавшись щекой к её мохнатому холмику, застыл так в упоении…
Сколько пробыли они в таком положении – они не помнили. Смутно запомнилось лишь то, что, когда рядом возник огромный чёрный котяра с белыми пучками усов и с оранжевыми тарелками глаз цвета новогодних мандаринов, недовольно полумурча, полурыча от голода, за окном зарождалась новая утренняя заря.
Она не осталась спать у него. С благодарностью чмокнув его в лоб, надевши на себя его подарок: нежно-пастельный комплект из коротеньких трусиков-шорт и воздушной распашонки – блузочки и пристегнув вылеченные им белоснежные крылья, взяв в руки усовершенствованную им же метлу, она свечой взмыла в утреннее небо, сопровождаемая всё теми же кувыркающимися турманами.
Душа её парила вместе с ней…
Елена Липецкая
22.03.19.