Я спал, как спят шмели, поняв, что так
мне будет проще смерть принять, как благо.
А шмель не спал и мёду на пятак
собрал за жизнь, мохнатый бедолага.
И так носился с ним, как я с тобой,
ненужный мой талант, мой грошик медный,
и юность прорастала над губой,
ещё невинной, вроде бы, намедни.
И жизнь длиной всего в один сезон,
казалась бесконечным перелётом,
взлетел - и ты как будто вознесён
живым, хотя уже почти бесплотным,
поскольку осень близится, и вот
замедлена слюда крыла на взмахе.
А шмель всего один сезон живёт,
как многие подобные комахи.
И всякий раз ложась в постельный луг,
в крахмальное ромашковое поле,
я чувствовал разлуку из разлук,
в которой нет ни радости, ни боли.
A зимнее засилье белых мух,
и вязкая засахаренность мёда,
в которой головы не подниму...
Mне ближе обездвиженности мода
зимой, когда о вечном не моля,
затихну, безразличный к долгим спорам
о том, что смерть - всего лишь сон шмеля,
умаянного летним медосбором.