Из прозаического 1

Владимир Виниченко
   Первой Володькиной возлюбленной оказалась худенькая,с миниатюрным овальным личиком в невесёлых тёмно-синих глазах одноклассница,не дотерпевшая однажды до перемены и тихонько описавшаяся на одном из уроков родной речи.И,ах,как же искренне и дружно весь первый класс"А" тогда и по-девчоночьи попискивал от злорадно-презрительного удовольствия,и звонко орал во все имевшиеся в наличии мальчишечьи глотки до икотошного упаду!А она,словно окаменев,неподвижно сидела за партой,образцово-показательно сложив на её откидной крышке свои цыпками шелушашиеся руки и,казалось,не видела и не слышала ничего вокруг,заворожённо уставившись в одну таинственную спасительную точку,находившуюся,видимо,где-то чуть выше грифельной доски,но ниже чёрно-белого портрета дедушки Ленина с задорным пролетарским прищуром на морщинистом лице,лишь периодически выдавая свой отчаянный стыд то густым покраснением щёк,то их внезапной смертной бледностью,учащённо дыша и незаметно покусывая тонкие губы.
   Строгая,но всегда и во всём справедливая первая учительница,высокая сорокапятилетняя женщина,модельно облачённая в серый коверкотовый костюм,насилу угомонив одержимых буйным хохотом учеников,демонстративно брезгливо обойдя,чуть ли не перепрыгнув,натекшую по пыльному желобку между двух покрашенных в блестящий коричневый цвет половиц лужицу у её стола,приблизилась к несчастной,угрожающе нависла над ней,опершись на стёсанный край парты своими вывернутыми в разные стороны ладонями.
-Ну что же ты,Любонька?.."-укоризненно покачивая из стороны в сторону головой,как фарфоровый китайский болванчик,вкрадчиво произнесла она.-Разве так можно?..Теперь бери тряпку вон там под раковиной и вытирай всё это безобразие сама,миленькая моя.У нищих слуг нету..."И Любонька,судорожно всхлипнув,ожила.Встала,растерянно оглаживая ладошками белый передник.Нашла в ведре у рукомойника торчащий в разные стороны пересохший кусок мешковины и на потеху безжалостной детской публике,неуверенно попятываясь на корточках от учительского невысокого подиума к своей,третьей по счёту парте в среднем ряду,исходя невидимыми миру горючими слёзками,заелозила им перед собой,усердно промокая остатки остывшей влаги.
   Вдоволь насмеявшись вместе со всеми,Володька с нескрываемым мальчишеским любопытством наблюдал эту потешную картину унизительной экзекуции,пока чуть не захлебнулся случайно выплеснувшейся на него из-за покатого плечика Любоньки,ползавшей в узком проходе между стройно расставленными партами,жаркой волной умоляющего взгляда.Володька сразу узнал его.Это был взгляд его матери,в очередной раз увещевающей явившегося далеко за полночь пьяного отца одуматься,не бить её и пожалеть ребятишек.(У Володьки было ещё два брата,старший,перешедший в этом году в седьмой класс,медленно,но верно отбивавшийся от родительских рук,и младший,полгода тому назад только родившийся,серьёзный и молчаливый почему-то.)И когда отец,не слыша её,набычившись,и круша перед собой всё,(тарелки со стаканами,цветы на подоконнике в разноцветных горшках,пинками сбивая навзничь табуретки и опрокидывая вверх тонкими деревянными ножками кухонный стол)начинал искать нож,чтобы"всем щас отрезать головы",в материнский взгляд тоненькой струйкой проникал холодок панического ужаса,избавиться от которого можно было лишь колошматя кулаком по плюшевому коврику с белыми лебедями на стене,зовя соседей на помощь.И эта помощь приходила.И приезжал наряд милиции.Отцу заламывали  руки и увозили в отделение.И в доме наступала тяжёлая,гнетущая тишина,в которой было трудно дышать и передвигаться.И мать,опустившись на диван,бледная и испуганная,как эта девочка,непрестанно сглатывала разбухший в горле слёзный комок,лихорадочно поглаживая Володьку по голове.
   Внезапно распознав в Любоньке что-то очень родное и несчастное,Володька тут же соскочил со скользкой скамейки и,совершенно забыв,что за испачканные школьные штаны ему обязательно влетит дома,опустился рядом с ней на колени,выхватил из её рук тряпку,буркнув себе под нос:
-Дай помогу...
 Любонька посторонилась,не сопротивляясь.Воцарилась напряжённая тишина.Володька,старательно ни на кого не глядя,но явственно ощущая стриженным затылком любопытствующе-презрительные взгляды одноклассников и ещё один,мягкий и лучистый,обволакивающий сладостной туманностью его мятежное сознание,отчаянно и сосредоточенно натирал влажной ветошкой половицу.
-Владимир!-вдруг повелительно раздалось сверху.Он замер.Втянул голову в плечи.-Что же это такое происходит?!-послышались возмущённо-недоумённые нотки.-Кто тебе позволил вставать на уроке без разрешения!?-на последнем слове почти взвизгнули.И,спустя мгновение,уже спокойно и деловито:-Вон из класса.Немедленно.Оба.И завтра я жду ваших родителей у себя...Вы что,не слышите?-хлёсткий удар чем-то(наверное,указкой)по крышке стола.Всё так же,не поднимая головы,Володька отложил тряпку в сторону,встал,похлопав руками по влажным разводам на коленях,аккуратно сложил в новенький синий,с крокодилом Геной и Чебурашкой,ранец учебник родной речи,голубую прописную тетрадку,ручку и карандаш и,не говоря ни слова,вышел из класса,почувствовав,что кто-то ещё лёгким дуновением осеннего ветерка выпорхнул вслед за ним.-Матери скажи,чтобы трусы тебе поменяла,а то застудишь там себе всё...-услышалось напоследок.И массивная дверь,достававшая почти до самого потолка,проскрипела уныло и медленно закрылась.
   Володька облегчённо вздохнул и осмотрелся.Огромная рекреация,высокие окна с тюлевыми занавесками,жёлтые низенькие скамеечки вдоль стен,раздевалка-всё было на своих местах,всё было то же самое,что и первого сентября,но радостное предчувствие  чего-то необычного посреди всего давно изученного вдоль и поперёк,заставило его обернуться.Любонька,поставив к ногам свой портфельчик,стояла позади и смущённо улыбалась.Володька смотрел на неё и понимал,что сейчас ему,просто кровь из носу,нужно что-то сказать,о чём-то спросить,но он ровным счётом ничего не мог придумать.И тогда он тоже разулыбался до своих,растопыренных в разные стороны розовых ушей и значительно мотнул головой в сторону выхода...
   P.S.
   С тех самых пор и до пятого класса они всегда были вместе.В школе,после неё,по выходным дням.Он приходил к ней в гости,его радушно встречали её родители,обязательно усаживали за обеденный стол и кормили,как бы он не отказывался,она приходила к нему,Володькина мать всегда была благосклонна к  ней,поила чаем со сладкими пирожками,восхищалась её"какими красивыми платьишками",и только отец,всегда и всем недовольный и хмурый,развалившись в кресле перед телевизором,брезгливо морщился,когда она с ним здоровалась.Потом они,обязательно взявшись за руки,(её тонкие,изящные пальчики,послушно смыкались и засыпали в его разгорячённой мальчишеской ладони,и Володька незаметно покачивал головой из стороны в сторону и подёргивал плечами,чтобы хоть как-то разогнать скопища блаженных и назойливых мурашек,щекотошно метавшихся вдоль позвоночника)шли за ягодами в местный совхоз или купаться на Сырзаводское озеро,или ещё куда,теперь и не вспомнить.Болтали обо всём на свете,читали книжки,зимой катались на коньках по голубому льду придорожного пруда...
   Их ни от кого нескрываемая завидная симпатия,в классе,в самом её начале, произвела фурор.Но со временем всё стихло и дразнилка"тили-тили тесто жених и невеста"постепенно потеряла свою актуальность.
   А потом,(как только в повествовании появляется это наречие,ничего хорошего ждать от него не приходится)у неё погиб отец(его,не совсем трезвого,затянуло в работающий шнек комбайна,оторвало правую руку и переломало шейные позвонки),и от горя слегла мать,и Любоньке нужно было ухаживать за ней.Виделись только в школе,молчали на переменах,грустные и растерянные.
   Вскоре у него развелись родители,и он с матерью и братьями переехал в другую страну и в другую жизнь.Любонька не пришла проводить его.И он не зашёл проститься с ней.Так и расстались,не увидевшись.Навсегда.