Ностальгия по гулагу 6

Василий Чечель
 «Уровень одобрения Сталина в России достиг рекордного показателя»
 
 «Роль Сталина в истории страны положительно оценили 70% респондентов
«Левада-центра». Об этом сообщает РБК со ссылкой на данные мартовского
опроса социологов. Отрицательно к советскому вождю относятся всего
19% опрошенных. Издание подчеркивает, что исследование выявило рекордный
показатель положительного отношения к Сталину за все годы подобных опросов»

 (Из главных новостей СМИ 16 апреля 2019 года)

 Продолжение публикации о Сталине Игоря Васильевича Бестужев-Лада.
Российский учёный, историк, Доктор исторических наук, профессор.
Следующая статья «Сталинщина преступление без наказания? 4»
 http://www.proza.ru/2011/06/06/585

 «Как вы думаете, что должен чувствовать руководитель того уровня интеллекта и того морального облика, о которых упоминалось в известном письме Ленина, где содержится краткая характеристика Сталина, после двух подряд катастрофических провалов (развал сельского хозяйства и массовый голод)? Угадали: прежде всего растущую тревогу за своё положение, за своё кресло. Тревога была тем более серьёзной, что от года к году в этой, скажем так, осложняющейся обстановке обретала всё большую популярность вызывавшая общие симпатии фигура Кирова. Вот он — прирождённый народный трибун, имевший качества политического лидера, которых так недоставало генсеку!

 В нашем поле зрения нет ничего, что позволяло бы говорить о критическом отношении Кирова к Сталину или о том, что он рассматривался кем-то в руководящих кругах как альтернативная фигура, способная выправить ухудшающуюся ситуацию. Да вряд ли и было что-либо выраженное словами или тем более на бумаге. В тех условиях это было бы равносильно заговору и малейший намёк такого толка грозил верной гибелью. Однако ничего подобного и не требовалось. Существует такое психологическое явление, как комплекс неполноценности, который вызывает тайную или, как говорят в народе, чёрную зависть и ненависть того, кто чувствует себя ущербным, по отношению к тому, кто представляется обидно превосходящим, как бы идиллически ни складывались внешне личные отношения между обоими. Классический пример: пушкинские Моцарт и Сальери.

 Неизвестно, до какой степени накала могла дойти подобного рода «чёрная» зависть Сталина к Кирову, но зато есть все основания быть уверенным, что она дошла до высшей степени накала по отношению к ряду коллег, с которыми он работал бок о бок долгие годы, что называется, на равных, которые решительно поддержали его в схватке с Троцким и многие из которых считались его личными друзьями, дружили семьями (например, Н.Бухарин). Но именно потому, что долгие годы работали «на равных», именно потому, что дружили семьями, эти люди никак не могли видеть в человеке, которому в какой-то мере сами помогли стать единоличным вождём, некоего «живо¬го бога». А их интеллект, их моральный облик запрещал им опускаться на уровень собачьей преданности, готовности лаять или лизать руку по малейшему намёку хозяина. Для этого требовались совершенно иные субъекты, в которых, впрочем, никогда не было недостатка.

 Можно представить себе, какой немой укор читал «вождь» в глазах своих коллег, превосходивших его — и он знал это! — интеллектом и человечностью, порядочностью, мысленно озирая кошмарные последствия содеянного им в 1929-33 годах. Даже независимо от того, был в действительности такой «укор» или нет. И как росла в нём «чёрная» ненависть, давшая вскорости такие чудовищные «всходы». Хотя внешне лояльность была полная. Мало того, повторяем: личные дружеские отношения. Куда уж больше? Все бывшие «оппозиционеры» (кроме заклятых врагов — людей, лично преданных Троцкому) торжественно отреклись от своих «заблуждений», публично покаялись, полностью капитулировали, полностью признали превосходство единоличного вождя. Чего же ещё? И всё же, и всё же... Страшная всё-таки это вещь — комплекс собственной неполноценности!
 
 И вот в конце 1934 года потрясающая весть: злодейски убит Киров! Здесь вряд ли уместно рассматривать версию о личной причастности Сталина к инспирации этого убийства, хотя, как известно, именно данная версия весьма убедительно фигурировала в разоблачительных материалах 1956 года. То, что убийство было инспирировано и тщательно организовано, — сомнений не вызывает. А вот кто именно инспирировал и организовал — в данном случае не столь важно (хотя сам по себе вопрос принципиален). Допустим, организовывал без ведома Сталина какой-то — всё равно какой! — человек. Ну и что? Вряд ли мы узнаем его имя, потому что все мало мальски причастные к этому делу (даже простые конвоиры арестованных ни за что ни про что людей, не говоря уж о самих арестованных) были тут же спешно расстреляны. А вот то, что Сталин использовал данное политическое убийство в целях укрепления своего положения, что оно было выгодно ему — факт бесспорный.

 Волна негодования, прокатившаяся по стране при вести о злодейском убийстве, выявила — точнее, резче проявила — ещё одно обстоятельство. Оказывается, такие события способны вызвать атмосферу общественного возбуждения, психологически равноценную вести о нападении врага: всё (в том числе и неудачи во внутренней политике) как бы отходит на задний план перед общей тревогой. Да ведь это именно то, что надо было для укрепления положения «вождя» в обстановке тех лет! Сразу ли он понял это или постепенно дошло, но он периодически создавал (или, что одно и то же, для него услужливо создавали) аналогичные ситуации «внутренней квазивойны» до самой своей смерти, вплоть до послевоенных: — «ленинградского дела», «кампании против космополитизма», «дела врачей» в начале 50-х годов и т.п.

 Наверное, было бы упрощением сводить мотивы внутриполитических решений Сталина в 1935 году и позднее только к какому-то одному. Скорее всего, действовал целый «пакет» мотивов: и уже упомянутый комплекс неполноценности, обострённый провалами 1929-34 годов, и инстинктивное ощущение выгодности для своего положения подогревания массового ажиотажа-психоза, направленного против какого-то конкретного врага — шпиона, предателя, вредителя и т.п., и ложные доносы клевретов, сводивших личные счёты и стремившихся выслужиться, доносы, которые при крайней подозрительности, доходившей едва ли не до мании преследования, вызывали реакцию крайнего ожесточения, перехлёстывавшего всё мыслимые рациональные мотивы. Возможны и иные аспекты. Словом, здесь дело за основательным историко-социологическим и историко-психологическим исследованием.

 Ясно одно: то, что произошло в 1937 году и позже, никак не могло быть результатом сознательного целенаправленного планирования, логической цепью продуманных решений. Потому что в этом случае пришлось бы поставить под вопрос нормальность психики принимавшего решения — настолько чудовищны были «перехлёсты», чрезмерно рискованные или даже заведомо невыгодные для него самого, ставившие его на грань гибели (как это было, например, летом 1941 года). Меж тем, нет никаких оснований утверждать, будто эта личность, при всех её маниях и алогичности поступков, была ненормальной или хотя бы менее нормальной, чем десятки лиц её ближайшего окружения.
Остаётся предположить стихийность процесса: как и в 1929 году, происходило не то, что замышлялось и предпринималось. Что предпринималось?

 После убийства Кирова были предъявлены серьёзные (и, разумеется, ложные) политические обвинения группе бывших соратников, занимавших высшие государственные и партийные посты в 20-х годах и почти полностью потерявших прежнее положение на протяжении первой половины 30-х годов. Их арестовали. Как водится, арестовали также и лиц ближайшего окружения. Кроме того, резко умножилось число арестов «вредителей», «шпионов», «диверсантов» и пр. — заметим, что такие аресты, имевшие место с 1917 года, с конца 20-х годов постепенно нарастали и арестованные отнюдь не всегда являлись врагами в кавычках, были и действительные враги. Но общие масштабы арестов в 1935-36 годах вряд ли выходили за порядок сначала сотен, а потом и тысяч лиц. До миллионов дело дошло позднее.
 Заметим также, что названные сравнительно ограниченные поначалу масштабы репрессий с позиций «холодной счётной машины», которой считает Сталина один из авторов работ о нём, были вполне достаточны для искомого эффекта — укрепления своего положения. Всё остальное было уже «чересчур», было иррациональным «перехлёстом», не имевшим никакого смысла для любой рациональной цели.
Необходимо обратить внимание и на то, что арестованные коллеги (в отличие от обычных «вредителей», так сказать, местного значения) не сразу были казнены, хотя инсценировать над ними суд, как это было сделано много позднее, можно было буквально за несколько дней. Прошло более трёх лет с момента убийства Кирова, пока 2 марта 1938 года начался, наконец, судебный процесс над «сворой кровавых собак», «пойманной с поличным бандой троцкистско-бухаринских шпионов, убийц, вредителей и диверсантов» (ему предшествовали несколько судебных процессов над менее важными «преступниками»)».

 Игорь Васильевич Бестужев-Лада(1927-2015), советский и российский учёный, историк, социолог и футуролог, специалист
в области социального прогнозирования и глобалистики. Доктор исторических наук, профессор. Заслуженный деятель науки РСФСР. Лауреат золотой медали Н. Д. Кондратьева 2001 года «за выдающийся вклад в развитие общественных наук».
Автор нескольких десятков монографий и брошюр, свыше двух тысяч статей в периодических изданиях.

  https://ru.wikipedia.org/wiki/ Бестужев-Лада, Игорь Васильевич
\
   21.04.2019