"Мара — призрак, наваждение." Толковый словарь.
Ещё один ненужный и наполненный болью день подходил к концу. Оставалась всего пара часов до полуночи, как я всё же сделала усилие над собой и отправилась подышать свежим апрельским воздухом. Широкий бульвар в центре города добросовестно освещается фонарями и ведёт к супермаркету, работающему круглосуточно. Маршрут вполне безопасный, да и можно сделать какую-нибудь покупку, чтобы прогуляться как бы с пользой. Так мы и делали с Олесей в те два с половиной года, когда она болела.
Огромная жёлтая Луна висела низко над бульваром. Фонтаны, скамейки, силуэты редких прохожих и даже проклюнувшиеся на каштановых деревьях нежные листочки выглядели в её космическом свете немного ненастоящими, призрачными. Вспомнилось, что сегодня — полнолуние, я прочла об этом ещё утром на листке отрывного календаря.
Рядом с супермаркетом — новенький "Арт-центр". Его красивые прозрачные двери, несмотря на столь поздний час, были распахнуты. Внутри переливалось волшебное марево из разноцветных огоньков гирлянд. На улицу выходили молоденькие ребята и девушки. У каждого из них через руку был переброшен чехол, скрывающий танцевальный костюм. Вспомнила, что в эти дни в "Арт-центре" планировался "Сиверский бал" — конкурс бальных танцев Сиверщины, то есть северного региона нашей страны. Видимо, это и были участники конкурса. Из магазина следом за мной вышли две девушки-подружки. Одна из них с радостным криком бросилась в объятия танцора. Я оглянулась: стройный паренёк-старшеклассник с модной стрижкой и серёжкой в ухе, едва не роняя чехол с костюмом, восторженно кружил подбежавшую знакомую, которая сомкнула руки на его шее. И такой от них веяло юностью, свежестью, радостью, искренностью — точь в точь, как от моей Олесеньки… Такой яркой, жизнелюбивой, разносторонне увлечённой, счастливой была и она в свои 16 лет… То есть уже 10 лет назад.
Вот и ещё одна тайная причина моих походов в магазины в поздний час. На улицах города — много молодёжи. Мне необходимо видеть таких же юных, какой была она. От этого больно. Но без этого — ещё больнее.
Я брела в сторону дома в горьких воспоминаниях, считая по пальцам, что уже шестая по счёту весна пришла без моей девочки. И это казалось мне каким-то чудовищным наваждением, маревом.
Растревоженная вечерней прогулкой, я долго не могла уснуть. Включив настольную лампу и увидев, что уже половина третьего ночи, я вспомнила слова знаменитого доктора Быкова из любимых Олесей "Интернов": "А не накидаться ли нам феназепамом?" К этому транквилизатору отношусь осторожно, но всё же ситуация безвыходная. День, который наступает следом за бессонной ночью, мучителен. И я достала из тумбочки таблетку, от которой отломила маленький кусочек.
Дверь в Большую комнату была распахнута. Яркий лунный свет заливал её стены, пол, шкафы, книжные полки, будто прожектор. Это мешало уснуть. По Большой комнате важно разгуливала белая кошка Киса. Вспомнила, как долго мы не могли придумать ей имя.
"Мама, а давай нашу белую кошку назовём Марой! Когда она бесшумно идёт в темноте на своих мягких лапках, то кажется, что это — призрак!"
Я закрыла дверь в освещённый Луною зал и повернулась к дивану. Посреди комнаты стояла... Олеся. Ей 13 лет. Стройная, спортивная фигурка в нарядной юбочке, сшитой на уроках домоводства с моей помощью. Густые и длинные её волосы с осветлёнными прядями были распущены и струились по спине. Ну, точно как на той большой фотографии, что на стене возле компьютера! Лицо её было совершенно спокойно и не выражало никакого удивления. Будто бы она только что вернулась с прогулки во дворе. "Отпустили повидаться?.." — лихорадочно подумала я и не стала пугать девочку этим вопросом. Сдерживая безумную радость, осторожно подошла к дочке и почему-то предложила, помня о "Сиверском бале": "Олесенька, а давай с тобой потанцуем медленный танец!" Она кивнула, и я осторожно положила одну свою руку на её левое плечо, а другой взяла её за запястье правой. Мы начали медленно кружить по комнате. Огромная радость просто захлёстывала меня, как волны океана. Неужели я вижу свою Олесеньку, слышу, прикасаюсь к ней?!. И только один вопрос мучил: на какой же срок дочку отпустили?.. А вдруг мне повезло, и речь не о минутах?.. А вдруг её отпустили на несколько лет, до тех самых двадцати годочков, которые она и прожила?!. И тут я не выдерживаю: подношу к своим губам её такие знакомые и родные пальчики и начинаю их целовать. Олеся удивлённо глядит на меня и вдруг произносит: "Надо во дворе подобрать больную птичку, голубя — или голубку. И вЫходить её." Я отвечаю: "Доченька, ты хочешь голубку? Такую же ручную, какая была у тебя несколько лет назад? И чтобы также кормить её с ладошки?.. Конечно, приноси со двора столько птиц, сколько захочешь, пускай живут у нас дома!"
И вдруг, словно при замедленной киносъёмке, в мою сторону, прямо сквозь фигурку Олеси, бросилась белая Мара, Призрак. Олеся сразу стала совершенно прозрачной, как стекло, как лунный свет, и начала медленно растворяться в воздухе. И вот уже располневшая тяжёлая белая Киса важно сидела прямо у меня на груди, сверху тёплого одеяла, и искала спасения в холодной комнате. Киса немного сползла в сторону, улеглась под боком, но лапами придерживала меня где-то в области сердца. Фигурка Олеси окончательно исчезла. Я ненавидела в тот миг кошку, прервавшую мне свидание с моей девочкой. Хотела сбросить Кису на пол, но вместо этого с трудом вытерла слёзы с ресниц и прошептала: "Спасибо, Олесенька, что приходила повидаться…"
Всё поплыло, закружилось перед глазами — и жуткий свет Луны на бульваре, и Сиверский бал, и Олеся-подросток, решающая принести домой больного голубя, и летящая сквозь Олесю Мара — а потом и вовсе исчезло.
Вспоминая тепло дочкиных пальцев, я утонула в темноте, которая почему-то урчала по-кошачьи.