Я спрашивал сотню раз, что мне делать дальше:
Оставить как есть всё, сидеть под защитой башен,
За крепкими стенами в самой глубокой нише
Как будто меня это в принципе не колышет?
Врагов у реки посмотреть бы, но где река та?
Свернуться клубком, затаиться как суриката,
Проблемы переложить на чужие плечи,
За крышей уехать, ведь крыть стало просто нечем?
Была ли любовь? А взаимные чувства были?
Завлёк меня в дебри скабрёзные хвост кобылий.
Вопросы... вопросы отпали, на мели сели.
Когда с плетня рухнула юбка, профессор — с ели,
Тогда, наделённый мной полнотой всей власти,
Очистил страницу от рифм виртуальный ластик.
Но куры остались, и тролли страдают в норах,
Всё пишут, и пишут, плодя стихотворный ворох.
Делами семейными лучше заняться им бы,
Ведь сыпятся перья с крыльев, тускнеют нимбы
У ангелов, стойко читающих чепуху их
И прячущих это, сгорев от стыда, за туи.
Бумага стоически россыпи мыслей терпит,
А кто то читает, в душе у кого то трепет
От строчек, наполненных чувством неугомонным.
И воздух гудит от ползущих на свет гормонов
Из тела, из кожи, из недр поэта-горе.
Ну что тут сказать. Я ведь знал его. Бедный Йорик.