Зал церковный. Народу-то явлено!
Запах ладана, свечи в руках.
Всё внимание новопреставленным –
Молодые в роскошных гробах.
Слева нежная хрупкая женщина,
С заострившимся кончиком нос,
Грим не скрыл горьких мук выражение,
Что ей месяц финальный принёс.
На лицо она кажется горлинкой,
Несмотря на болезни печать.
Венчик сдвинут немножечко в сторону,
Приоткрыв поседевшую прядь...
Рядом с нею, весь горем придавленный,
Сам высок, да и телом литой,
Прикасаясь ладонью до савана,
Плачет муж по жене молодой.
Справа парень лежит, смуглый-слаженный,
Ой, беда, до чего же красив...
Как жених, в светлый смокинг обряженный,
Так и кажется, будто он жив.
А священник, участливый батюшка,
Православный обряд совершал,
То просяще, а то назидательно
По канону молитвы читал.
Меж двумя проходя домовинами,
Задымлённым кадилом махал,
Сверху хор голосами глубинными
Панихиды стихиры спевал.
Все в молчанье, никто не расхаживал.
Нежный глас песнопений и чтиц.
Горе горькое чувствовал каждый тут,
Было много заплаканных лиц.
Взгляд мой ткнулся в фигурку спокойную,
Только внешне, внутри кутерьма,
Вон лицо – словно солнышко знойное.
Соболезную... бедная мать...
Куртка чёрная, принт легкомысленный,
Нет, похоже, одёжки другой,
Молодая ещё, да не мыслила,
Что сынка вдруг на вечный покой…
Не трясёт небольшой головёнкою,
Обрамлённою чёрным платком,
Беззащитно покрытым бабёнкою
По-крестьянски назад узелком.
Слёз-горошин не чует, так плачется,
Разговор лишь неслышный ведёт
И любуется сыном красавчиком,
Искривляя в рыданиях рот.
Ни истерики нет, ни согбения,
Лишь отчаяние, да любовь…
Как же так! наглядеться нет времени,
Не увидеть сыночка ей вновь...
Я, смотря на неё, нарыдалася,
Примеряя к себе этот гнёт.
Ох ты, Господи Боже, разжалобься,
Пусть мой сын долго в здравье живёт!
(Подражание Н.А. Некрасову)