Выписки из книги епископа Варнавы (Беляева) «Тернистым путём к небу»
(Жизнеописание старца Гавриила <Зырянова> Седмиезерной пустыни († 1915)”.
Из предисловия П.Проценко. ... Ученик увидел учителя таким, каким тот был: израненным, одиноким, изнемогающим от тяжести взятого на себя креста и радостным страшным потусторонним счастьем в решимости нести его до конца. <О встрече будущего епископа Варнавы со старцем Гавриилом.>
Старец схиархимандрит Гавриил всегда выбирал путь сквозь терния, потому что на узкой дороге яснее воздух и прозреваются горизонты реальности.
Из жизнеописания старца Гавриила. ... Ты только начни, то вскоре на своей спине узнаешь апостольское слово, как вси хотящии благочестно жити о Христе Иисусе гоними будут (2 Тим. 3, 12).
Многое, если не всё, зависит от нашей веры и простоты.
Промысл Божий не всегда ведёт нас гладко. Часто мы сами ищем более приличного пути и не находим. А то невольное, за что мы краснеем, поворачивается при искренней вере и тёплой, покаянной молитве во благо. <Но бойся потакать страстям.>
... И как надо бороться со страстями <терпя и выдерживая их натиск годами>, и какая цена этой борьбе, и как небожители следят и отзываются на эту борьбу...
... Ближайшие события, земные, непосредственные, сдваиваются с будущими, загробными, и пропасть переходит в тот мост мытарств, который придётся переходить каждому христианину, прежде чем попасть в рай или ад.
... Как раз когда мы ищем сами себе уютных мест и подходящих должностей, часто натыкаемся на всякие неприятные подводные камни. А когда нас посылает начальство, приживаемся и живём счастливо, потому что в этом сказывается воля Божия.
... Энергия любви может упразднить всякое зло... Необходимо иметь любовь, и зло упразднится.
... Началась у него та страшная и долголетняя болезнь, которая физически доставила ему не встречающиеся в нашем обиходе страдания, а духовно при жизни ещё открыла дверь в Царство Небесное, в которую ему было так много видно. <Старец Гавриил был богатырь, и он надорвался, поднимая завалившийся возок в 50 пудов (поднял). Потом съел грибы, по недосмотру замаринованные не на уксусе, а на крепкой чистой эссенции. И заболел, так что много раз обмирал и чудом не умер совсем.>
Из письма старца Гавриила. ... Мне желалось бы выяснить тебе, как ближайшему другу и брату о Христе, чувство Боголюбия, то чувство, которое я сам так долго и так сильно желал получить и не получал. Эти желания были муками моего духовного рождения, и эти муки были весьма длинны, около тридцати лет с небольшим. Думаю, что борьба с грехом за радость единения с Господом и Творцом была во мне двух родов. Одна моя природная, другая Божья, но всё это было так таинственно и сокрыто по высшему усмотрению, что я мог кое-что уразуметь уже впоследствии. Я изнемогал в борьбе с собой, с порывами страстной моей плоти, но при этом во мне пребывало желание высшее и лучшее, нежели все греховные порывы. Оно окрыляло мой дух, я чувствовал, что только оно меня удовлетворит и более ничего на свете, эта вечная творческая сила, сила неумирающая, дарованная Творцом, любовь к Богу. <Счастлив человек, вышедший к любви к Богу. Любить Его значит Его знать, а это Знание поднимает над землёй и приближает к истинной Реальности, которую творил и творит Бог. Что это значит? Это значит, что ты становишься внутренне неуязвим для всей тяжести, серости и мерзости этой жизни. Бог есть. В этой жизни, рядом с тобой и в тебе. Ты начинаешь понимать Его, Его долготерпение по отношению к этому миру, Его смирение, Его кротость, Его всепрощающую любовь ко всякой твари и Его Божественную неуязвимость для всякого зла. Его распинают, но никто не в силах Его отменить, поколебать, замутнить. Он сильнее всего и поэтому Он всё терпит. И если ты с Ним, Он даёт тебе силы в этой жизни встать на Его точку зрения. Тогда ты становишься богачом, презираемым и попираемым всеми, победителем, которого может обидеть и обижает каждый, но который не чувствует обиды, потому что уже всем всё простил. Ты царь, ты уже знаешь вечное блаженство, ты возделываешь свой и Божий рай внутри, в истинном мире, где царствует абсолютная взаимность. И ты несёшь свой крест, свою любовь, свой райский венец за себя и за весь мир, который молит тебя о спасении, молит через всех тех и всё то, что теперь тебя бьёт, мучит и убивает холодом небытия. 8 августа 2001 года>
... Я видел себя не только грешником, но и коснеющим во грехах своих.
... Терпел голод и холод, скрывая это от других, обиды терпел...
Я чувствовал, что сила жизни в любви к Богу, сила творческая, благодатная; я думал, что если буду иметь в себе эту любовь, то оковы моих страстей спадут сами собой, следы их растают и перегорят от огня Божественной любви. Я был убеждён в этом тогда и теперь удостоверяю, что иначе и быть не может.
И вот Господу моему было угодно, чтобы я заболел. И я заболел и сильно плакал во время болезни о том, что остался побеждённым во грехах моих грехом, а любви-то ещё не имею... Спешу каяться и не раз и не два, очень много каюсь и получаю радость, ибо вижу, что грех начинает терять надо мною свою силу, так как греховного услаждения не стало в душе, помысл греховный не возникал в сердце, а покаяние соединилось с благодарностью к Богу. <Покаяние в своей безбожной жизни. Благодарность за то, что Господь даёт надежду и разливает её обильно во всех людях, событиях и твоих чувствах внутри той же самой, такой трудной и грустной твоей жизни. 27 июня 2001 года
Я совершенно искренне считаю, что моя жизнь безбожна, моя жизнь вопиёт к Богу в наглости и бесстыдстве своего безбожия. И я могу только просить Его, чтобы Он меня, окаянного, простил и вывел к Себе, чтобы пригрел меня и защитил от натиска врага, натиска, который страшен для меня. 8 августа 2001 года>
Чем более я страдал, тем легче я себя чувствовал. Я ощущал сильную потребность причащаться и меня причащали. По причащении Святых Тайн мой дух окрылялся неизреченной надеждой на Бога, а сердце исполнялось благодарностью ко Господу Иисусу Христу. Здесь-то мне, убогому, и открылась в необъятной полноте любовь Божия к миру в искуплении человеческого рода. Эта любовь заговорила как бы внутри всего моего существа с такой силой ко Господу, что я не чувствовал и своих страданий. Я не мог оторваться ни мыслями, ни чувствами сердца от любви ко Господу. Воспоминания о Его земной жизни, о всех Его явлениях, действиях на земле производили во мне радостный трепет, обновляли внутреннее моей души и сердца. Сердце было полно надежды спасения. Ничто не могло дать повод к отчаянию в милосердии Божием. Господь был близ (Флп. 4, 5). Душа жила Им и чувствовала только Его безграничную Любовь.
Каждый шаг земной жизни Спасителя ясно отпечатлевался в сознании как совершённый для спасения, для освящения человека. Им было освящено для меня всё: и окружающий воздух, которым я дышал, и вода, которую пил, и самый одр, на коем лежал, и гроб, в который готовился сойти. Всё это было залогом моего спасения, воскресения из омертвения плоти и прославления о Господе. И я чувствовал, что это творится не по моей заслуге, а единственно по бесконечному милосердию Божию.
Я сознавал себя глубоко грешным, но в то же время горячая надежда на спасающую любовь и милость Господню неизменно окрыляла мой дух. Слёзы умиления лились из очей, а что переживало при этом сердце, не могу и описать. Я не чувствовал потребности в пище, тяготился, когда меня посещали другие. Я блаженствовал, уязвлённый любовью ко Господу, желая остаться хотя бы навечно одному и страдать, но только с Господом и в любви к Нему.
Вот что такое Боголюбие и вот что делает с душой человека.
Боголюбие необходимо для всех и каждого в отдельности. Оно есть богатство неокрадомое и есть всемогущая сила, как сила творческая, сила вечного живота. Если кто водрузил эту силу в сердце, тот и душу свою оживит ею. Боголюбивый не пожелает любления мира сего, ибо любить мир будет уже разрывом любви Божией и враждой к Богу. Это слово многим не кажется справедливым, но оно правда Божия и истина.
Боголюбие есть жизненная сила души и сердца человека, созданного по образу Божию. Через него человек вновь водворяется в рай, и к нему приходит Царствие Божие в силе (Мк. 9, 1). Нужно любить Бога и жить Им, вдыхать и выдыхать духом любви Божией. “Аще не Господь бы был в нас, никтоже от нас противу возмогл бы вражиим бранем одолети, побеждающие бо от зде возносятся” (“Если Господь не был бы с нами, никто из нас не смог бы противостоять вражеской брани: побеждающие от мира сего возносятся”).
Продолжение жизнеописания. Первые годы болезни отца Гавриила были самые трудные. Сердечная деятельность так была плоха, что он обмирал по нескольку раз на день. Пульс был столь слаб, что даже доктор ... иногда обманывался.
Ну, скажет, отмаялся старец... умер.
И его келейник, послушник Иосиф, начинает плакать.
Эти обмирания, конечно, страшили его < старца>, особенно в связи с явлением бесов... Чтобы не быть застигнутым врасплох, когда придёт смерть и подступят бесы, он стал молиться, чтобы Бог показал ему, как это бывает, так сказать, по-настоящему.
И вот, рассказывал мне батюшка, однажды душа моя действительно вышла из тела: оно лежало бездыханным на кровати, а я стоял посреди комнаты...
Ну в каком же виде вы себя видели? спрашиваю его. Я хочу сказать, какая форма была у вашей души?
Такая же, как и облик моего тела.
И можно ли было ходить, двигаться?
Куда угодно. Единое мгновение воли и мысли и я передвигался куда хотел. Ни стены, ни замки меня не стесняли. Всё окружающее было как тень, как нечто призрачное, нематериальное, через которое свободно можно проходить, хотя всё имело свои настоящие очертания. <...>
Однажды разговор зашёл о бесах.
Какой они вид имеют? спрашиваю я, имея в виду не их конфигурацию, которую они принимают на себя при явлениях или как их изображают на иконах, а форму как духов по существу.
Они черны и гнусны, глаза огненные, горящие. Но о форме затруднился что-либо сказать, только добавил, что на земле таких форм нет.
Но я тогда был заинтересован всё-таки и практически, как бы бесы мне не явились. Я их боялся.
Не бойся, нам с тобой они не явятся, со смирением причисляя себя ко мне, ответил батюшка.
Чтобы бес был допущен благодатию Божией, нужно, чтобы мы выдержали присутствие могущественного злого духа, были сильны духовно. В этом, то есть в неявлении новоначальным бесов, милость к нам Божия.
Но сам батюшка много имел с ними дело. Во время его болезни и после, когда дух его очистился от страстей, они сильно ему докучали. Но и он им. <...>
... Лицо, которое всю жизнь не бороздили грубые человеческие страсти, принявшее на себя влияние благодатных воздействий... <...>
... Искушений не замечал, так же как и проступков ближних. Он был чист сердцем. Осуждения он не знал. <...>
Кто хочет очистить себя не только от страстей и дурных привычек, приобретённых в миру, но и от самих причин их и производителей, то есть от помыслов, тот ведёт ежечасную, ежеминутную борьбу с ними. Он всегда должен быть весь внимание, весь око, непрестанно настороже, в непрерывном напряжении и молитве. И не день, не неделю, не год, не два, а десятки лет! Только спустя лет тридцать, при нормальном порядке вещей, человек в результате такой внутренней жизни достигает вожделенной свободы о Христе (Гал. 5, 1, 13), на опыте познаёт, что такое духовная молитва, непрестанная память Божия, богосыновство (Гал. 4, 5-7) и прочее. Каждый в свою меру, конечно. <...>
Поскольку я узнал, что такое настоящая святость, меня не могут теперь удивить ни предсказывания, ни совершившееся чудо. Их может и страстный человек сделать. <...>
Если для таких подвижников опасны неосторожные взгляды по сторонам, то что говорить про тех, которые и понятия не имеют о том, что такое внутренняя, невидимая брань! <...>
Сижу и думаю: “Вот передо мною точно древний святой. Но его руки можно пощупать, они пока мягкие, живые. Ряса как будто даже и не подходящая для типа, с которым свыклось сознание, воспитанное на Четьих-Минеях, камлотовая. Архимандричий в каменьях наперсный крест...” <...>
Я упомянул выше о докторе (М.Е. Ф-в), который лечил батюшку. Доктор как доктор, как все доктора, неверующий (выражаюсь, конечно, в бытовом, а не философско-богословском смысле).
Михайло Егорыч, а в бытие бесов вы верите? спрашивает как-то о.Гавриил.
Ну знаете... Плохо верю.
А как вы находите меня? Умственно нормален я? Освидетельствуйте...
Доктор несколько лет знает батюшку, его светлый ум, дар рассуждения. Улыбаясь, он это отмечает.
А вот тело, в частности сердце, слабовато, заключает он.
В таком случае, слушайте: сегодня в 6 часов вечера мне трудно было дышать, и при таком состоянии моём ко мне явились нечистые духи, бесы...
Ну, это, конечно, галлюцинация, перебивает доктор.
А по-моему, нет. Это демоны, потому что они меня устрашали, говорили, что Бога нет и ты наш, ты погиб... <Это они всегда так внушают.> А я им отвечаю: “Нет, я не ваш, я не погиб. Я верю, что Спаситель возьмёт и примет меня к Себе”. “Ха-ха-ха! загоготали. Да Его и нет, и Бога нет”. “А если Бога нет, говорю, то вы-то откуда явились? Если бы Бога не было, не было бы и вас. Вы ложь, вы ложь воплощённая, вы лукавы, убирайтесь вон от меня! Я верую в Бога и Им спасуся...” “Ха-ха-ха!.. Куда полез! Да ведь ты грешник”, говорят они мне. “Да, отвечаю, грешник, но по вашему же внушению. Однако я приносил всю жизнь покаяние, и грехи мои отпущены духовником”. “Да ты каялся нечисто. То одну, то другую причину выставлял, извинял себя и оправдывал перед духовником”. “Если и было что, говорю им, оно от стыда, при сознании великости греха стыдился и я. Но и этот стыд, и страх пред духовником внушали вы же, демоны, старались удержать свою жертву, погубить. И теперь явились застращать меня... Нет, я верую и исповедую Сына Божия Иисуса Христа, Который пришёл в мир грешников спасти, от них же первый есмь аз”. И начал я молиться и взывать ко Господу: “Спаси меня!..” Демоны опять издеваются: “Ишь ты, куда лезет, грешник...” А я опять: “Угодники Божии, помогите мне избавиться от нападений бесовских и клевет их!” А бесы кричат: “Нет, нет, ты погиб!” “Нет, говорю, я в теле ещё, я могу покаяться, не погиб...” Тут бесы открыли мне все грехи мои, я ясно увидел их, да и те, которые не считал за грехи. “Вот они, вот они, видишь? Не твои это грехи? наседают на меня нечистые. Точно такими же были и твои угодники. Грешники они!” И вдруг при этих словах я как-то воодушевился и говорю им с гневом: “Ка-ак?!.. Угодники были такими же грешниками, как и я? Они спаслись, а мне спасения нет?! Я в теле ещё, и я могу покаяться. Нет, я жив, и есть мне спасение...” Бесы как бы растерялись и приумолкли. А я вспомнил, как когда-то молился Пречистой Матери Божией, вперёд просил Её защитить меня в час смертный, когда уже не в силах буду и молиться. Вот это прошение своё я тут вспомнил и обратился к Заступнице всех страждущих с воплем: “Что же, Владычице! Ведь время настало защищать меня от силы бесовской... Ведь я просил Тебя об этом!” Сию же минуту бесы затрепетали от испуга: “Идёт!” крикнули все враз. И бросились бежать с бранью и богохульными словами через моё зальце. (Как всё это похоже на поступки исключительно пришедших в бесстрашие и безбожных людей. Поскольку эти люди дети сатаны (1 Ин. 3, 8) и от него тайком научаются, то невольно воспринимают черты его характера. < Епископ Варнава>.) А там на столе была тарелка. Демоны подняли её и со всей силой ударили об пол. Тарелка разбилась вдребезги... Ну, что скажете об этом, Михайло Егорыч?
Доктор молчал. Он знал, что батюшка был недвижим и сам не мог бы пойти в зальце.
И ещё добавлю. Когда пришёл мой келейник Иосиф, я ему говорю: “Ступай в зальце, посмотри...” Тот увидел разлетевшиеся по всей комнате черепки и спрашивает: “Кому эта тарелка помешала? Кто у вас был?” Ступайте и вы, стол ещё стоит на месте, может быть, и черепки он ещё не все подобрал.
Конечно, согласился доктор, это не галлюцинация. Что-то из ряда вон выходящее. <...>
Бесы, сами того не ожидая, принесли о.Гавриилу большую пользу.
Я, закончил батюшка свой рассказ, как только бесы ушли, сейчас же послал за духовником и по горячим следам принёс глубокое покаяние Богу. А грехов они понаписали столько, что, если бы не крепкая моя вера в Бога, я бы умер от отчаяния и страха.
Это верно. А врачи бы сказали от слабости сердца. <...>
Однажды, приобщившись Святых Христовых Таин, старец ощутил велие благоухание. Это было и не раз после. Ему захотелось поделиться своей духовной радостью и с другими. Зовёт своего келейника:
Ты слышишь благоухание?
Не верьте, батюшка, ведь вы больной...
Не о том речь. Благоухание слышишь?
Нет, не слышу. Да и нет никакого благоухания.
А потому ты не слышишь его, что читал роман, и тебя окружает дух бесовский. Плохо тебе будет! Ты оскорбляешь Духа Божия со своими романами. Прошу тебя, оставь их, не читай...
В эту минуту входит с какой-то вещью к батюшке сам виновник рассказа.
Верно я говорю? спрашивает батюшка. Иосиф подтверждает, и кое-что они добавляют оба. Иосиф сознался, что тогда действительно почитывал за печкой романы. А о.Гавриилу виделось слышаться, что делалось в кухне, никак не могло, что тот перевёртывает страницы, он его звал (звонил) и обличал на месте преступления.
Но продолжаю дальше. Келью о. Гавриил занимал в общем коридоре. Поэтому братия, идя к утрени в 4 часа утра, должны были проходить мимо неё. Они заходили навестить больного, который, конечно, бодрствовал. Почти ежедневно заходил сам наместник и другие начальственные отцы. Один из них, о.Е., тоже ощутил неземной аромат в келье о.Гавриила и тотчас обратился к келейнику.
Оська, ты чем надушил старца? Боже мой, какие, должно быть, дорогие духи! Как хорошо пахнет...
По его уходе о.Гавриил обратился к Иосифу:
Ну, что ты теперь скажешь? Тот сокрушённо плачет и кладёт земной поклон пред одром старца.
Простите...помолитесь...
Не успел встать новый посетитель, о.А. Он сам любил душиться, и он тоже услышал незнакомое ему благовоние.
Где и почём покупал такие дивные духи? спрашивает Иосифа.
А я, говорит батюшка, лежу разбитым, подобно оному, впадшему в разбойники (Лк. 10, 36). Но я был причастником Животворящих Тела и Крови Христовых. И вот, Дух животворит, и все мы слышим Его благоухание своим обонянием. Он, подобно евангельскому самарянину, поливает на раны впадшего в разбойники вино и елей Своей Благодати. <...>
В его тяжкой болезни, на краю смерти, что оставалось ему делать, как не исполнять первую заповедь монашествующих, да и каждого христианина, память смерти.
Поскольку о.Гавриил жил горним миром и мыслями витал около предметов смерти, сам постоянно думал, что будет и что встретит его за гробом, то в ответ получал и видения такие.
Так, один раз о.Гавриил видит, что его несут по воздуху какой-то прекрасной долины на юг, на солнечную сторону. Ему тепло и хорошо. (Не забудем, что в это время он лежал разбитый, на одном боку, и ему, конечно, вовсе не тепло и не хорошо было. Могло открыться одеяло, дуть.) Приблизились к высокой горе. На ней стоит какая-то поразительно красивая постройка, как бы из разноцветных стёкол и витражей или прозрачного хрусталя, и блестит и переливается на солнце всеми цветами радуги. А воздух, чем ближе к этой горе, тем благоуханнее и приятнее. Чувствовалось даже что-то питающее в этом воздухе, дающее какое-то неземное насыщение. Но вот и сам город. Все здания в нём тоже светятся, горят, переливаются разноцветными огнями, прозрачны как стекло, и все дивной архитектуры и красоты. Кругом же цветы, цветы, цветы. Множество невиданных цветов, каких-то пальмовидных деревьев, всевозможных растений... Тут батюшка шёл уже сам, а навстречу ему выходили хоры певчих их целые миллионы, и пели они так сладостно и умилительно. И все они были как бы одних лет, именно лет около тридцати трёх, не более, и все очень чистые, светлые.
Я просил его рассказывать всё больше и больше. Я не знал ещё тогда, что такие “запасы” видений могут быть неисчерпаемы, ибо не мерою даёт Бог Духа (Ин. 3, 34).
Батюшка стал говорить так:
Вижу я нашу Седмиезерную пустынь, что она со всех сторон и на всём пространстве, насколько я мог видеть в длину, ширину и высоту, по всему воздуху, начиная от земли, окружена рядами умерших. Мне казалось, что покойники стояли, наклонив ко мне головы, как бы что-то прося у меня. Выше их тоже рядами стояли праведники, и ... всё воздушное пространство было переполнено ими. Тут преподобные и монашествующие, повыше мученики и мученицы, тоже рядами; и ещё выше священноиноки, святители, апостолы, пророки... На самой же высоте огненное, светло-эфирное, ласкающее Пламя. И взоры всех обращены к Нему. Из святых кто-то спросил: “А что, нужно ли нам взять к себе иеросхимонаха Гавриила?” Вот послышался голос из рядов святительских, и именно святителя Тихона Задонского, голос которого я слышал ясно и видел его самого: “Нет, рано ещё, он обещал молиться об умерших. Пусть помолится...” <...>
В одну ночь ему сделалось особенно плохо, так что можно было подумать, что он умрёт. Сердце совсем отказалось работать, останавливалось, лежать было невыносимо, и не хватало воздуха дышать. О.Гавриил позвал было келейника, чтобы он его посадил на кровати, но и с его помощью не мог сидеть, силы его покинули, и батюшка попросил снова скорее его положить.
Брат Иосиф ушёл.
О.Гавриил от утомления и слабости закрыл глаза. Не то забылся, не то заснул. Вдруг он чувствует, что его обвевает какой-то ветерок, освежает его лицо и наполняет всю комнату нежным благоуханием.
Батюшка, не открывая глаз, стал с наслаждением вдыхать эту сладостную освежающую струю воздуха, откуда-то на него дувшую. Вдыхая её, он чувствовал, как весь организм укреплялся и как по телу пробегали даже мурашки. Что это? Вероятно, Иосиф надушил платок и машет на него. Но нет. Он ясно слышит, что келейник сидит в соседней комнате и шуршит страницами книги. Тогда батюшка открыл глаза и увидел совершенно неожиданное...
Белоснежный голубь держится в воздухе, аршина на полтора от его лица (теперь бы сказали на метр), машет серебристыми крыльями на лицо о.Гавриила. Как к этому подходит псаломское слово: ...криле голубине посребрене, и междорамия ея <перья её>в блещении злата (Пс. 67, 14).
Но у батюшки это явление Святого Духа вызвало другую мысль, глубоко домостроительную <в смысле “домостроительства нашего спасения”>. Не отдавая себе отчёта, он почему-то мысленно тотчас же запел: “Отча недра не оставль и сошед на землю, Христе Боже, тайну услышах смотрения Твоего и прославих Тя, едине Человеколюбче”.
Часы пробили час ночи (конечно, по солнцу, а не по “декрету”). А о.Гавриил всё продолжал петь. Пел и читал всё, что только знал наизусть до трёх с половиной часов утра и всё взирал на голубка. Внизу уже встали и начали возиться повара на кухне, прошёл брат-будильник по коридору... Святой голубь стал бледнеть, обращаться в тень и растаял совсем. Остался только дивный аромат Его пришествия. Соседи батюшки, по дороге в церковь заходя его проведать, с удивлением ощущали благоухание, и некоторые осуждали старца, зачем-де он позволяет Оське душить у себя такими дорогими духами.
Это благодатное явление дало о.Гавриилу новый приток живительных сил. С этого момента он окончательно стал поправляться. <...>
Вскоре силы больного ещё более укрепились. Доктор разрешил ему даже приём посетителей.
Когда, рассказывал мне батюшка, они пришли ко мне в первый раз, вошли в мою комнату и кругом расселись, то я, боясь, что это развлечёт меня и отдалит от “боголюбия”, надвинул куколь (схимнический) глубоко себе на глаза, чтобы никого не видеть. Сижу на постели и слышу, как из разных мест и углов до меня доносится как бы шёпот: какой-то разговор и вопросы. Я начинаю на всё это отвечать. Вдруг слышу какое-то движение в комнате, приподнимаю куколь и вижу на всех лицах изумление, испуг, а некоторые даже стали плакать. Вглядываюсь в них, вижу: губы их не двигаются, сжаты, значит, они молчат, а между тем слова я продолжаю слышать. Значит, я слышу мысли их как слова. <...>
... Батюшка сам плачет над письмом слезами умиления и покаянного чувства и, на минутку оторвавшись от бумаги, отирает лицо платком, рукавом или даже полой своего подрясника. Как же было не действовать таким письмам на душу получавших их!
Собственно, по этим письмам и можно было только судить о той постоянной и высоконапряжённой духовной внутренней работе, какую он вёл. Об этом говорили также некоторые отдельные слова, брошенные отдельным лицам, и молитвенный плач во время литургии.
А так, по внешности, батюшка старался никак не выделяться из круга обычных “грешных” людей: ел, пил, даже балагурил, как все люди, одевался соответственно с общепринятыми правилами и со своим саном архимандрита.
В конце своей жизни батюшка как-то заметил своим ближайшим ученикам:
Ух! Я-то вас хорошо знаю. А вот вы-то меня знаете мало. Пожалуй, даже и вовсе не знаете. <...>
Теперь представьте... Сидит пред вами очень и очень тучный старик, шутит, тихо смеётся, пьёт в гостях дорогой душистый кофе со сливками, перед ним всякие деликатесы старого времени, изысканное печенье... Невольно приходит на мысль: “Какой же это святой, так-то и всякий может спасаться!” Но попробовал бы каждый хоть день провести так же, как батюшка, в умносердечной молитве, в любви, в целомудрии, кротости или после шутки и выговора тут же непосредственно перейти к умилению, слезам при простом слове “Бог”. Там, где даже надо бы крепко обличить или наказать, он только шуткой давал понять величину проступка или предохранял от отчаяния. <...>
С людьми из высокого круга он говорил по-высокому, из низшего соответственно. Бывало, он сидит на постели и кричит после обеда молодым послушникам на улице в открытое окно:
Эй, жеребцы, идите на откровение помыслов! Будет по двору шляться!
Бесам, конечно, весь этот “маскарад” не нравился. Ведь внешностью их провести было нельзя, раз они не могли смотреть на блещущую яркими лучами душу старца, которую из людей никто не видел.
В ночь на Иоанна Крестителя, когда все тихо и мирно спали, у батюшки в спальне разыгралась история. Ещё находясь во сне, он почувствовал какой-то удушливый запах сероводорода, запахло уборной, тухлыми яйцами... Он проснулся, открыл глаза и видит, что к нему в спаленку вваливается толпа отвратительных оборванцев-хулиганов с оскаленными зубами и сверкающими злобой глазами. Сперва в страхе он сел на кровати. Смотрит, что дальше. Бесы начали рассказывать ему грехи, планы, намерения каждого брата. Тот-то из них такого поведения и втайне грешит тем-то, тот-то лебезит перед ним, а на самом деле злоумышляет, как бы его свергнуть, вот такие-то лица, в которых он вполне уверен и считает их за хороших и благочестивых, а на самом деле ведь они не таковы... И нарисовали ему такую картину безотрадного внутреннего состояния обители, и тайных озлоблений против него, и всяких подкопов, насказали ему столько грязи, всякой подлости, что, казалось, вот-вот потонешь во всём этом и нет никакой возможности всё это избыть. Дай Бог уж не то что сделать что-нибудь для пользы и спасения людей, а только самому не погибнуть и не потерять веру в Бога. Кругом одни подлецы в рясах и митрах и бандиты в подрясниках... <Бесовский взгляд.> Нет выхода совершенно.
О.Гавриил едва-едва переводил дух. Потом душа его стала собираться и избавляться от отчаяния, которым уже готова была затемниться. Он вспомнил, что вчера только пели в церкви: “Приклонил еси главу Предтечи, сокрушил еси главы зми;в...” вот и эти самые стены кроплены против бесов святой крещенской водой, великой агиасмой, да как гаркнет: “Вон отсюда!”
Бесы оторопели.
А я ищу кругом, нет ли какой метлы, чем бы их ударить, рассказывал мне о. Гавриил. Потом вспомнил, что в передней стоит кипарисовая палка из старого Иерусалима. Иду за ней через зальце, а бесы хватают меня за подол рубашки, наперерыв кричат над ухом, толкаются, не дают пройти. Я бросился, взяв палку в руку, замахнулся снова на них: “Вон отсюда, хулиганы!” Они как брызнут от меня! Кто куда, одни в стеклянную дверь, другие прямо в отштукатуренную белую стену, оставив после себя на ней следы в виде вещественного дерьма.
Другие духовные дети батюшки, которым он передавал эту историю, рассказывали с его слов, что он ещё с самого прихода бесов видел, как некоторые из них старались осквернить стены и мазали их нечистью и дерьмом.
Наутро гости батюшки пришли уже от ранней обедни, а батюшка всё ещё не мог успокоиться. Он сидел весь красный, гневный, стучал палкой и, кому-то грозя в пространство, возмущённо бросил:
Ишь, хулиганы! Тоже лезут. Не на таковского напали.
“А мы боимся спросить, в чём дело, рассказывали после эти гости, его духовные дети. Подали чай. И к чаю не смели подступить. Все притихли.
Вы что же не кушаете-то? ласково пригласил нас батюшка. Пожалуйста, кушайте.”
И тут только они осмелели, спросили о.Гавриила о причине его волнения, и он рассказал им обо всём мною описанном.
Вот истинно хулиганы... Да ведь ещё и за подол хватают, закончил батюшка, ставя палку у изголовья своей кровати. <...>
Однажды, как передавал сам о.Гавриил, когда он в своей комнате сидел в кресле и занимался молитвой Иисусовой, отворяется дверь и входит к нему чёрный-пречёрный человек, “как цыган”, по определению о.Гавриила.
Вошёл и злобно бросил:
Я тебя и отсюда выгоню!
Батюшка только посмотрел на него и со смирением ответил:
Ну что же, буди воля Божия.
И продолжал свою молитву. А диавол так же бесшумно исчез, как и появился. <...>
Пришёл рыбак. Два года у него не было удачи, вошёл в долги и почти уже разорился. Старец его обнадёжил:
Не падай духом. Бог не оставит.
Слова простые, но в них была сила благодатная, какой у других нет. И скоро рыбак принёс батюшке целую корзину свежей рыбы и на коленях благодарил старца за благословение на лов: другим попадала рыбёшка незавидная, а ему всё судаки. Дела его поправились и пошли в гору.
Нет возможности перечислить всего того, что известно в этом отношении о старце. Рассказывал мне, например, старец про одного учёного монаха-миссионера, своего духовного сына, которого начальство послало в далёкую миссию в Восточную Сибирь вопреки его желанию. Как он хотел было выйти из-под этого ига и как старец явился ему там в критическую минуту, когда лошади его стали, в пургу, при объезде станов, и ему грозила гибель. И как, когда он вернулся домой, в миссию, он нашёл письмо от батюшки, в котором было написано точь-в-точь то, что ему сказал батюшка в видении.
Как же вы являлись, спрашиваю о.Гавриила, за десяток тысяч вёрст? Причём вспоминаю редкие прижизненные явления людям в житиях святых.
Это ангел Божий за меня явился, ответил мне батюшка.
Иногда бывало так. Пишет кто-нибудь старцу письмо: нахожусь в большой скорби. А он уже написал ответ несколькими днями раньше. Так что не успеет тот ему отослать своё письмо, как уже получит ответ. Таких случаев было много.
Приносили к о.Гавриилу больных, и он исцелял их.
В начале 1910 года почитатели старца, хотя он ничего никому не говорил, общими усилиями построили домашнюю церквушку. Львиную долю участия и материальной помощи внесла великая княгиня Елизавета Фёдоровна, настоятельница Марфо-Мариинской обители в Москве. Старцев храмик был освящён во имя Архангела Гавриила и прочих Небесных Сил бесплотных.
Гости стали разъезжаться, и началось будничное служение батюшки.
Если он и раньше не мог без слёз произносить слова “Твоя от Твоих”, то теперь и вовсе. Из алтаря постоянно слышались его всхлипывания и, смешиваясь с пением хора, производили неизгладимое впечатление на молящихся. Батюшка извинялся:
Не могу не плакать, хоть и удерживаю себя. Да ведь и голове-то больно, если сдерживаешься. А волю дать себе плакать боюсь вас соблазнить! Уж вы простите меня...
Одна дама в письме написала, что хочет приехать (специально) к старцу, “чтобы ещё раз послушать плач его и согреться сердцем”, и тем вывела его из себя.
Вот ещё что выдумала-то! “Послушать плач”... Да что, для них я, что ли, плачу-то? Ах ты, Господи, глупость-то какая...
Помолчал немножко и добавил уже очень серьёзно:
Я, батенька, не натягиваюсь ведь, а сдерживаюсь, чтобы не плакать. Ведь это само приходит, молитвенное озарение-то. Я тут ни при чём. Страшно отвергать, но страшно и отдаться. Заплачешь... сознавая своё ничтожество при виде благости-то Божией. А вон как это понимают...
Я думаю, пора сказать, как вообще надо понимать явление изобильного истечения слёз.
Знаменитого созерцателя и ведца духовных тайн св. Исаака Сирина (конец V века по Р.Х.) раз спросили: “Какие точные указания и близкие признаки, по которым человек ощущает, что начал он видеть в себе плод, сокрытый в душе?”
Святой отвечал: “Когда сподобится кто благодати многих слёз, проливаемых без понуждения... Пока не приимет человек сего дарования, совершается дело его ещё во внешнем только человеке, и ещё вовсе не ощутил он действенности тайн духовного человека. Ибо, когда человек начнёт оставлять телесное настоящего века и оказывается переступившим сей предел того, чт; находится в естестве, тогда скоро достигает сей благодати слёз. И слёзы эти... возводят человека к совершенству любви Божией. И чем далее преуспевает он, тем более обогащается этой благодатию, пока от продолжительного излияния слёз не начнёт пить их и в пище своей, и в питии своём”. <...>
С этим же настроением читал <он> и “Двенадцать Евангелий” <на Страстной неделе Великого Поста>. Первые начнёт читать стоя, но потом от слабости и переполнения чувств уже скоро просит дать стул и затем сидит, читает и плачем прерывает слова Христовой любви. Иногда прямо рыдает. <...>
Кто-то раз спросил:
Почему, батюшка, в детстве встречаешь Пасху так радостно, в душе, внутри всё в тебе ликует, а потом, с годами, делаешься всё холодней и холодней и нет уже этих чувств?
Потому что теперь совесть не чиста. Радость приходит на чистое сердце. Да и не может такое не радоваться, ибо близок к нему и ангел-хранитель. С годами и ум, и слух, и зрение, и воображение всё засоряется грехом. И понятно: всякая радость духовная ещё не успеет дойти до сердца, как уже загаживается в нас и пропадает...
А можно вернуть то счастливое время? Это радостное духовное чувство?
Конечно. Даже обязаны. Если не будете, сказано, как дети, не войдёте в Царство Небесное.
Какое же средство для этого?
Средство? Покаяние. Очищение от грехов. Самоохранение... <...>
Он имел колоссальную свободу духа, в которой только и познаётся истинная высота подвижника. (Чтобы видеть её нагляднее, всего лучше читать жития святых Христа ради юродивых.) <Через 21 день мне 27. Спастись бы. 7 июля 2001 года> <...>
На гостинице я уже встретил Елизавету Фёдоровну. Гостинник о.Иннокентий шепнул: “Всё молится. Мало длинных всенощных наших, придёт молится ещё до часу ночи...” <...>
В его глазах все человеческие поступки разделялись на действия “по любви” или “не по любви”. <...>
... Применял шутку как позолочённую пилюлю горького лекарства. <...>
... Рано вставая, умывался чуть слышно, кого бы не потревожить, никогда не стучал ни ногами, ни дверями; делал всё нарочно без шума, чтобы даже своих келейников не побеспокоить, а не только приезжих гостей. Любя порядок, порядка и услужения себе лично не требовал, за малейшую услугу платил, как за “дар любви”, любовию же самой трогательной. <...>
Когда человек начинал поправляться, батюшка радовался этому больше самого выздоравливающего. Сидит, смотрит любовно, вдруг встанет, обнимет, приласкает: “Дай я тебя поцелую!” Или: “А ну, давай поцелуемся!” Или ещё: “Батенька, а можно мне пожать тебя? Не больно?” <...>
С 1912 года о.Гавриил заметно стал ослабевать. Усилилась сахарная болезнь. Болела печень. И мучительные схватки изнуряли старца. Отказывался работать желудок. Кроме молочной пищи и разных кашек, почти ничего нельзя было есть.
Всё это новые поводы для молитвы. Он положительно не давал себе покоя: сидел ли, лежал ли, служил ли в церкви всё время лил слёзы и просил у Господа прощения за всю жизнь, в которой он так много получил от Бога... <...>
Силы его совсем оставляли. Ему надо было отдохнуть. Подлечиться. В последнее время он принимал до полутораста человек в день. Так, после приёма, вставая со стоном со своего креслица в церкви, шатаясь от усталости и держась за стену, он шёл к себе домой, на постель, и всё вздыхал: “О Боже мой, Боже мой!” Но это уже не от личного труда, болезни или усталости, а от гнёта людского горя, невежества и греха, и народных скорбей от войны, и собственного сострадания к несчастным.
20 сентября о.Гавриила причастили. <...> Он непрестанно просил у всех прощения и пытался многократно брать руки ухаживающих и целовать их: “Какие хорошие все люди... Какие все добрые...”
21-22 сентября жар у старца усилился. Открывшийся незадолго геморрой стал мучительным.
Стало трудно дышать. Мучила сильная жажда. Сердце едва работало.
Но рука его часто поднималась для крестного знамения, уста шептали молитву.
23 сентября старец попросил его приобщить. Сидя, он принял Святые Тайны, но вскоре опять его положили в кровать.
В это время он призвал к себе о.Германа и о.Алексея и открыл им, что после приобщения видел полосу света, которая падала на него с неба и постепенно сужалась, пока не остановилась на его сердце. При этом он ощутил такое же благодатное наитие Святого Духа, как и во время своей пятилетней болезни в Седмиезерной пустыни. “Это к моей смерти”, закончил он. <...>
С полудня старец не открывал глаз, не отвечал на вопросы. Но по крестному знамению и отчётливому, с дерзновением, произношению с начала до конца молитвы “Да воскреснет Бог и расточатся врази Его” можно было догадаться, что он в последний раз борется с бесами.
24 сентября батюшку приобщили уже в постели. Исповедание грехов духовник прочитал сам по книжке, а батюшка чуть слышно прочитал: “Прости мя, отче, и разреши грешника...” И прибавил ещё: “Спастися подобает многими скорбями”. <Не бойся скорбей, ибо они врачуют душу ко спасению. 7 ноября 2000 года>
Больше в этой жизни он уже ничего не говорил. Только когда келейник слёзно умолял его сказать (зачем это было ему нужно?), узнаёт ли он его, едва слышно, шёпотом сказал: “Ильюша”.
Во всех церквах шло всенощное бдение: на другой день был праздник благодатного воспитателя русского народного духа преп. Сергия, Радонежского чудотворца.
Было 7-8 часов вечера. Доктора два раза осматривали о.Гавриила. Нашли, что скоро конец. Академическая братия начала соборование. Когда о.Гурий читал первую тайносовершительную молитву, старец хотел было перекреститься! Но руку довёл только до половины груди.
В 11 часов ночи дали кислород. О.Гавриил вздохнул посвободнее, но ненадолго. Через 10 минут в полной тишине, как спокойно спящий, под последние слова “отходной” сей делатель духовного плача и подражатель древних отцов-подвижников мирно и безмятежно почил о Господе. <...>
Не нужно доказывать словами и хитросплетёнными доводами, есть ли Бог, загробный мир, воскресение. Достаточно посмотреть, как многое множество людей всех званий и состояний, возрастов и образований, не сговариваясь, бросились к мёртвому, тленному и бездыханному, телу. Как у них в это время загорелась душа, как полились сами собой слёзы умиления, как сердце почувствовало, что в этот момент душа теряет что-то дорогое. Ни одного живого архиерея не встречали с таким радостным пасхальным звоном, как этого не занимавшего никакой должности мёртвого монаха.
Из завещания старца схиархимандрита Гавриила своим духовным детям. Когда кто почувствует себя грешником и не находит выхода себе, пусть затворится в келье один, читает Сладчайшему Иисусу Христу канон с акафистом и плачем утешится, уврачёванный.
Когда кто находится в напастях, каких бы то ни было, пусть читает молебный канон Божией Матери (“Многими содержимь напастьми...”), и пройдут для него все напасти бесследно, к стыду нападающих на него.
Когда нуждается кто во внутреннем душеосвящении, пусть читает со вниманием 17-ю кафизму. <...> Возникнет потребность чаще очищать свою совесть исповедью и причащаться Святых Таин Тела и Крови Христовых. Явится добродетель милосердия к другим, чтобы не зазирать их, а страдать о них и молиться. <...> В терпении нашем мы увидим и восчувствуем в себе пришествие Царствия Божия в силе Его, и воцаримся воедино с Господом, и обожимся.
Тогда для нас покажется сей мир совсем не тем, каким он нам теперь рисуется. Впрочем, мы его не станем судить, так как судить его будет Иисус Христос, но мы увидим мирскую ложь и грех. Мы увидим и правду, но только в Спасителе, и будем её почерпать только в Нём одном.
Ложь. Мы её видим и не видим. Ложь это сей век со всеми его прелестями скоропреходящими, ибо всё минует и не возвратится!
Правда же Христова пребудет во век века. Аминь.
Из поучений и слов старца схиархимандрита Гавриила (Зырянова).
О борьбе со страстями. ...Вообще при борьбе с какою бы то ни было страстью всемерно нужно стараться отвлечь внимание от обуревающих помыслов в сторону любви к Богу. К объятой любовью к Богу душе не может приблизиться ни один нечистый помысл... Уязвлённые любовью к Богу, говорит преподобный Пётр Дамаскин, даже не едят в продолжение многих дней, забывая свои тела; или если и едят, то вовсе не замечают, когда, что и сколько... Предавшись в волю Божию, такие люди всеми силами души стремятся к единому Богу любви, как растение к солнечному свету и теплу. Сокрушают страсти также искреннее сознание своей немощи, смирение, нищета духовная, если они охватывают всю душу, простираются на все расположения, желания, мысли. Не должно иметь пристрастия даже к вещам первой необходимости, например к одежде, сосудам и тому подобному, ибо пристрастие и к малой ничтожной вещи губит чистоту сердца подобно тому, как и один коготь орла, запутавшийся в сети, не позволяет ему воспарить в небеса, на родную ему высоту. “...Сего же можешь достигнуть, когда будешь всем распоряжаться не как своим, а как Божиим имуществом, которое вверено тебе для употребления” <авва Дорофей>.
И так будем ходить как приставники к дому Владыки пред очами Его тогда сам собою явится страх Божий. Он сделается непогрешимым руководителем во всех делах наших, и не нужен станет нам совет человеческий.
О тщеславии и смирении. Тщеславный бесплатный работник, труд несёт, а награды не получает. Как дырявый мешок не сохраняет в себе того, что в него положено, так тщеславие губит мзду добродетелей. Воздержание тщеславного дым, выходящий из печи: то и другое рассеивается в воздухе. <Следует ли понимать это в смысле посмертных воздушных мытарств?> ... Тщеславие изглаждает всякие добрые дела и ни во что обращает милостыню и молитву.
Обилие здоровых плодов нагибает до земли древесные ветви, и множество добродетелей смиряет мудрование благодатного мужа. <Для человека, любящего Бога, земля есть пристанище, хотя и временное, и училище, готовящее к вечной жизни. 8 ноября 2000 года> Как подставки поддерживают у дерева обременённые плодами ветви, так страх Божий добродетельную душу. <Страх Божий не даёт полностью заземлиться человеку, смиряющему себя. 13 июля 2001 года> Возделывай ум поучением в законе Божием, потому что непрестанное поучение в нём искореняет худые помыслы. <Закон Божий это то, что делать, и то, как жить в этой земной жизни. 8 ноября 2000 года> Памятуй всегда о Боге и небом сделается ум твой. Радуйся смирению, ибо порождается им высота великая, пасть не могущая. <Смирение это возможность рая в душе в нашей скорбной внешне и многоплачевной жизни. 8 ноября 2000 года> <Батюшка сказал мне недавно (15 августа), что признак того, что ты спасаешься, есть дух сокрушенный, дух смирения. Спасение в первую очередь, по крайней мере для меня, увязано со смирением. Смирение это покой. Смирение это погружение вовнутрь, это утончение нашей грубой жизни. А дух погибели это дух бравады, ты выбрасываешь себя вовне. Смирение приближает тебя к Богу, приближает к реальности, в которой ты цветок на стебле. Цветок должен закрыться внутрь, ты должен смириться до стебля, потом до корня, до Адама. В смирении своём ты познаешь, что ты не жалкое и слабое отдельное существо, ты познаешь всю несокрушимость своего бытия и как жалко всё то, что покушается его поколебать. Да благословит тебя и меня Господь. 17 августа 2001 года>
Призыв грешников ко спасению. Страх и ужас объял бы тебя, брат, если бы ты увидел, как души наши изъязвлены грехами. Поистине не осталось в них целого места. Все они покрылись гнойными струпьями, зияющими язвами и слились в сплошную воспалённую рану. <И ты это увидишь; дай Бог, чтобы не на себе самом.> Где искать лекарства от этой душевной болезни, где найти цельбоносный источник, заживляющий эти язвы? Кто откроет его, чтобы, почерпая от него с верою, мы прохладили души наши?... <...> ...Нам, угрызаемым от адского змия, змия древнего дьявола, должно взирать на вознесённого грех ради наших на древо Христа Сына Божия и с умиленным и сокрушенным сердцем просить исцеления от язв греховных, ибо Он есть Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин. 1, 29). <...> ...Взирати должно всякому согрешающему на Христа Распятого; к Нему, сидящему ныне одесную Бога Отца, возводить сердечные очи и с верою просить греховным язвам исцеления. Вот цельба нашим греховным ранам! Вот источник животворящий!
Слышу: многие отказываются воспользоваться им; слышу многих говорящих: и хотели бы мы исцелиться от пьянства и других грехов, да не можем сделать над собою усилия, чтобы с верою воззреть на Распятого, с решимостью припасть к ногам Его. Не обманывайте, возлюбленные, себя и других: можете, но не хотите. Не хотите познать любви Божией к вам и ринуться в объятия Господни. А если бы захотели, смогли бы. Хотящему всё возможно, ибо Сам Бог, повелевший нам изыти из сего греховного мира, помогает всякому, хотящему прийти в объятия Его. Он любящих Его любит, прилепляющихся к Нему приемлет, ищущим Его идёт навстречу и желающим насладиться любви Его неоскудно даёт сладость (Притч. 8, 17). Бог любви изливает господство Духа Святого в сердца наши (Рим. 5, 5). Это господство Духа не насилие над нами, а благодать, добровольно всех приводящая в единство (Ин. 17, 21). В этом и состоит сущность предложенного нам лекарства. Это высочайший дар союза любви с Самим Иисусом Христом. Всем он предложен, все им в силах воспользоваться, ибо действует при этом не немощный человек, а всемогущий Бог. Не отказывайтесь же от предлагаемого вам спасения немощью. Ведь и святые Божии люди, подвизавшиеся о Христе, такие же были, как и мы, земные, плотяные, и однако они презрели и победили мир, да и теперь многие презирают и побеждают. Как же им это возможно, а нам нет? Возжелаем, возлюбленные, понудим себя и мы сможем. Отвратим сердца наши от неправых путей, размыслим о грядущих бедах, будем взирать на обещанное блаженство, и горячая надежда, воскреснув, понудит нас приблизиться к Источнику цельбы, и исцелеет унылое сердце каждого из нас.
Охваченные огнём всё бросают и, хотя жалеют о доме и имуществе, однако без оглядки бегут, чтобы спасти свою жизнь. <Параллель с притчей Будды.> Поверьте, возлюбленные мои о Господе, истину говорю вам: если бы вы увидели гибельность греха и будущую сынов Божиих славу, то, презрев царские диадемы, всю мира сего славу и все сокровища его, без сожаления бежали бы из огня греховного, охватывающего вас со всех сторон в мире, и к тому единому устремились бы, чтобы удостоиться оной славы. Тогда не только прелести мира сего, но и самое тяжкое мучение не воспрепятствовало бы вам... “Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас” (Рим. 8, 18). Поверьте, если бы показал вам Бог адские мучения, которые, думаю, представляют собою все муки и горе мира сего, собранные воедино во тьму вечного мучения <Господи, спаси нас от ада>, то ваша горделивая честь, слава, богатство и вся красная мира сего показались бы вам горькою полынью и вы бы в ужасе плакали, дабы не прийти на место мучения сего.
Увы нам, братие, ибо мы не чувствуем, что Бог будет судить народы по Своему всеведению (Ис. 11, 2-3). Покаемся, пока есть время покаянию; и переплавит нас покаяние, как огонь переплавляет серебро и золото... <...> Ради кого Он пришёл в мир и пострадал? Нас ради, ради каждого человека. Он сжалился над нами погибающими и сошёл на землю, дабы своими страданиями избавить нас от вечного мучения и ввести в жизнь бесконечную. О, дивное дело Божие, о, дивный о нас промысл Его! Великим и непостижимым будет вечное блаженство, бесконечною ценою купленное или, лучше, возвращённое нам! <...> Сжалимся над собою, ибо о нас сожалеет Бог. Ему душа одного человека дороже неба и земли и всей вселенной. Эту Он создал одним словом (рече и быша), а ради души человеческой Сам в мир пришёл, воплотился, пострадал и умер. О, человеколюбие Божие! О, достоинство души человеческой! Так эту благородную, бесценную душу ты хочешь поработить чувственному миру, поработить пьянству, исполнить всякой нечистоты, бросить в грязь?! Этот многоценный бисер повергаешь в кал тинный?! Нет! Пропади ты, мир, со всеми своими прелестями! Пусть ищут тебя сластолюбцы и наслаждаются тобой не познавшие Христа. Для нас, христиане, да будет един Христос красота, премудрость, сладость, честь, слава, похвала, утешение, радость, веселие, блаженство, ныне в тайне сердца нашего сокровенные... Он наше сокровище, которое мы ныне носим в скудельных сосудах плоти нашей. Его, как золото закопчённое, презирают и, как маргарит, в грязи валяющийся, попирают, мы же в Нём и Он в нас и довлеет нам.
Верите ли вы сему? Если верите, то отвратитесь от призрачных сокровищ, которыми, как каким-нибудь миражом, мир прельщает любителей своих; обратитесь ко Христу и у Него взыщите истинное сокровище. Если же не верите ныне, то тогда, в день тот, своими глазами увидев <...>, с сожалением и теснотою сердца убедитесь <...>. Откроется книга совести <...>. Увидит грешник <...>. Заклеймят его печатью осуждения, отвергнут от лица Божия <...>, причислят к духам злобы <...>. Горе вам, которые зло называете добром и добро злом, тьму почитаете светом и свет тьмою, жизнь смертию и смерть жизнью! Горе вам, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою! <...> Горе вам, которые не заповедям Божиим внимаете, а о суете единой помышляете, не Богу, а себе угождаете, не Создателя и Благодетеля своего, а себя и тварь любите и почитаете, не Божьей, а своей чести и славы ищете! <...> ...Тогда они познают суетность своей минувшей жизни, в которой они вместо истины гонялись за ложью и тьмою <...>. Познайте вечное страдание от временного <...>, ныне сходите умом в ад, да не потом душою снидете (Творения св. Тихона Задонского). Помышляй о суде и муках, и в твоё сердце вселится страх и внимание к своей судьбе.
Знаете ли, с каким торжеством и ликованием воины, победив неприятельские силы, возвращаются в своё отечество? Народ встречает их с радостью, похвалами и благодарностью, везде им оказывают честь, сам царь даёт каждому из них награду по заслугам... Несравненно большее бывает торжество душ, здесь подвизавшихся против мира, плоти и дьявола, когда они, победив этих врагов, восходят в отечество своё на небо. Там они являются пред лицом Царя Небесного, Христа Бога нашего, приемлются Им во объятия, приветствуются с радостью и торжеством от ангелов Божиих и святых и, слившись во едины уста со всеми небожителями, поют благодарственную песнь Богу. Мирно и сладко упокоятся в вечном животе эти души, которые на земле трудились, боролись, подвизались, умножали таланты Господа своего, работали Ему со страхом и ближним своим с любовью. Внидут они в радость Господа своего, забудут все здешние труды, беспокойство, перенесённые обиды, скорби, печали и болезни (Евр. 4, 10). Они наследуют град славный, вышний Иерусалим, егоже Художник и Содетель Бог...
В Боге, в самосветящейся бездне сладостной любви Его почивают святые. О, какою радостью возрадуются они тогда пред Царём славы! Того, ради Которого на земле поношение, бесчестие, гонение и страдание терпели, Того Самого увидят уже не верою, но лицом к лицу; прославятся, вознесутся, возвеличатся, увенчаются с Ним, как уды с главою, как меньшие браться с первородным своим. <...> Ныне благодеяниями снабдеваемся, Благодетеля же своего не видим, тогда и Самого Благодетеля увидим, как дитя видит отца, и возрадуется сердце наше, и радости нашей никтоже возмет от нас... И будем без сытости зреть Его, якоже Он есть (1 Ин. 3, 2), и поклоняться, петь и хвалить без труда. Тогда исполнится слово оное: Якоже аще кого мати утешает, тако и Аз утешу вы... И узрите, и возрадуется сердце ваше (Ис. 66, 13-14). Тогда будет новое небо и новая земля (2 Пет. 3, 13; Откр. 21, 1). И будут у избранных Божиих тела нетленные, здоровые, благоцветущие, краснейшие, славные, лёгкие, светлые, одухотворённые...
Горя благодарностью за всё к Богу, предстанут тогда все святые, течение своё добре совершившие и веру соблюдшие, и вместе с ангелами воспоют: “Прославляем Тебя, Бога Спасителя нашего, прославляем Имя Твое Святое, ибо Ты был нам покровителем и помощником и... избавил от погибели, от сети языка клеветнического, от уст, сплетающих ложь, и от восставших на нас; исхитил нас из зубов, готовых пожрать нас, от руки, искавшей души нашей; от многих скорбей, случавшихся с нами, от удушающего со всех сторон огня, из среды пламени, в котором мы горели в мире, из глубины чрева адова освободил нас. Души наши близки были к смерти, и жизнь наша была близ ада преисподнего, со всех сторон враги окружали нас, и не было нам помогающего. <Вот так мы и живём здесь. В точности.> <...> И вознесли мы от земли моления наши и воззвали мы к Тебе, Господи, и к Отцу Твоему, чтобы Ты не оставил нас во дни скорби нашей, когда не было помощи от людей, и избавил бы нас от смерти. Теперь мы лицом к лицу предстоим Тебе, Господи, и воочию видим спасение наше. Господи Боже наш, будем хвалить Тебя и превозносить непрестанно и славословить во веки <значит, есть за что>, ибо Ты услышал молитвы наши, спас нас от погибели и от злого времени избавил нас <земное время, в котором мы живём>. Тобою Тебя будем прославлять и благословлять, Господи! <Есть за что, братаны!> Хвала наша во устах наших будет пищею и питьём, и никогда мы не насытимся ею... <Потому что бесконечно хорошо будет.> Будучи ещё юными, прежде нежели пойти странствовать по пути спасения, искали мы Твоей премудрости, в храме Твоём молились Тебе о ней и не оставили поисков её до смерти. Как виноград, зреющий под лучами солнечными, радовались сердца наши, озаряемые светом её, ноги наши следовали за нею от юности нашей. Понемногу наклоняли мы выи наши под иго её, принимали и слагали её в сердце своём и, находя в ней много наставлений для себя и для других, удивлялись и восклицали: “Воздадим славу Давшему нам мудрость”. Мы решились следовать ей до конца и не постыдились. В награду Ты дал нам Себя Самого и вложил в уста наши сладость Твоего хваления... Ты дал нам нести благое иго Твоё и дал силу нести его, поэтому души наши принимали и смиренно исполняли сродное им учение Твоё. Теперь видим глазами своими, что немного потрудились и нашли себе великое успокоение! Слава Тебе, Боже, давшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом в Духе Святом!
Потщимся, возлюбленные, и мы приобрести такое расположение сердца к Богу и смирению, отвергнув свою волю, предадим себя воле Всевышнего Бога в терпении и труде. <...> Здесь путь странствия, а там место упокоения, там отечество и дом. <...> Пока имеем время, будем делать добро, тогда и час смерти нашей не смутит нас, ибо милость и добро и на суде хвалятся. Умножая, умножит Господь милость Свою на нас и за всё, за всё воздаст в своё время щедрою наградою. Пойте же и превозносите Его во веки. Аминь.
О молитве Иисусовой, в сердце творимой. ...Мы спасаемся не своею силою, а помощью Божиею... Помощь же подаётся от Христа только по молитве... Душа, занятая ею, подобна... девственной утробе Богоматери, вместившей Бога воплощаема. В неё, как в утробу Богоматери, вселяется Бог, она, как некогда купина, пламенеет всегда огнём благодати и не сгорает. <...>
Изучим искусство делания и хранения мысленного рая и... начнём возделывать Царствие Небесное в сердцах наших.
Святой Иоанн Лествичник... говорит...: “Сидя на высоте, наблюдай, если только знаешь это, и тогда увидишь, как и когда, откуда, сколь многие и какие тати хотят войти и окрасть твои грозды. Когда страж сей утрудится, то встаёт и молится, потом опять садится и мужественно принимается за первое дело”. <...> Итак, если хочешь начать сие священное делание молитвы умной, прежде всего сосредоточься вниманием, молись неисходно в сердце. <...>
Всеми силами души старайся не заниматься представляющимися тебе худыми помыслами. <...> Невозможно молиться, не очистив наперёд сердца от греховных помыслов и пожеланий. <...> ...Имя Господа Иисуса, произносимое с благоговением, помыслы о Нём, о Его заповедях и Царствии послужат оружием, с силою изгоняющим из сердца все греховные пожелания и не допускающим греху овладеть волею человека. <...>
Кто освящает своё сердце именем Господним..., из сердца такого человека истекут, по обещанию Господа, реки воды живой, то есть мысли духовные, полные жизни и мира...
Чтобы достигнуть этой чистоты сердца и свободы его от греховных помыслов, необходимо иметь страх Божий, непритворное смирение, постоянное сокрушение сердечное, терпение ко всем, молчание. Последнее особенно советуют святые отцы, сами проходившие подвиг умной молитвы. По их словам, нет ничего возмутительнее многословия, или, как они называют, языкоболия, нет ничего зловреднее болтливого языка, ибо ничто так не расстраивает спокойствия души, как... многоглаголивые уста. Отсюда рождаются... суетные помыслы, которые суть смерть для души, ибо покоряющиеся им не могут уже покоряться закону Божию... Благо душе того человека, который с пророком Давидом желает, чтобы не говорили уста его о делах человеческих..., который возлюбил сладость безмолвия,... чтобы предаваться внутренней непрестанной молитве. Многие святые отцы приучили себя к молчанию и тем стяжали Духа Святого. Они всегда радовались, непрестанно в молитве благодаря за всё Бога, сердца их были исполнены плодов духовных: любви, радости, мира, долготерпения, веры, милосердия, кротости, воздержания...
...Молчание есть самый прямой путь, которым водворяется Царствие Божие в сердцах людей, которым являет Господь спасение Своё и благословляет людей Своих миром.
Представьте теперь себе, братие, какое неизмеримое блаженство вкушает человек, соединившись чрез умную молитву с Господом. ...Как родной Ему... Одно воспоминание имени Божия делает то, что душа такая, забывая всё земное, стремится любовью к Нему одному Царю Небесному; погружённая в безмолвие и бесконечное славословие Господу Богу, она восходит от совершенства к совершенству, воскресает, оживляется, живёт для Бога и наслаждается причастием жизни Его.
Не вдруг достигает этого блаженного состояния грешник, решившийся принять на себя подвиг молитвы. Впереди ему предстоит ещё трудная борьба с собою и с миром, дерево молитвы разрастается в душе постепенно.
Море жизни, окружающее подвижника, бурно; враг его спасения возбуждает против него полчища страстей, вздымает волны невзгод, грозит разбить его корабль искушениями. Когда тебя, брат, начинающего свой подвиг, окружат все эти опасности и ты при виде их почувствуешь своё бессилие и беспомощность, тогда вспомни святых апостолов, как они, застигнутые на море сильной бурей, взывали: “Наставниче, наставниче, спаси нас, погибаем” (Лк. 8, 24). Взирай и ты на подвигоположника Христа и сердечно взывай: “Наставниче, спаси, погибаю” и как тогда Он, встав, запретил ветру и волнению водному, так и к тебе придёт и водворит в сердце твоём тишину велию. Ибо если и мы не отказываем в помощи утопающему, тем более Он не оставит без исполнения искренней молитвы. <Молитва не может не помочь. Это внутренний факт. 10 ноября 2000 года>
Затворись же, брат, в клети сердца твоего, смиряй себя, всеми силами души размягчай, очищай себя... Непрестанно взывай в мыслях: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго! Или, когда начнут одолевать какие-либо страсти или помыслы: “Сыне Божий, помози мне!... Твой есмь аз, сохрани мя, Господи!” И, я верую, последует тебе Его помощь, все страсти твои замрут и греховные помыслы отпадут, как зажившие болячки. Постепенно, по мере омертвения в тебе греха, начнёт пробиваться в твою душу благодатный огонь молитвы. Мало-помалу овладеет он твоим умом и приведёт его в состояние тишины и внимания, потом начнёт проникать в сердце, возбуждая его от сна смертного. Пройдёт Дух Божий по всем изгибам его, отымет всякую греховную нечистоту, и ты, как бы вновь рождённый, встретишь начало обновлённой жизни в слезах радости и умиления.
...Бог внимает уму и усердию сердца, а не многоречью. Молиться должно от всего усердия своего, от души и ума, в сокрушении сердца, со страхом Божиим...
“Молчи, непрестанно молчи; помни всегда присутствие Бога и имя Его. Ни с кем не вступай в суетный и пустой разговор, но и остерегай осуждать разговаривающих и смеющихся” (<Серафим Саровский,> Наставление 32).
Когда ум и сердце трудом молитвы будут соединены воедино, тогда сердце согреется теплотою духовною, тогда воссияет в душе свет Христов и радость и мир исполнят всего внутреннего человека. Ничего нет лучшего мира во Христе мира, в котором разрушается всякая брань воздушных и земных духов. Сей мир, как некое бесценное сокровище, оставил Господь наш Иисус Христос ученикам Своим, говоря: “Мир оставляю вам, мир Мой даю вам... Да не смущается сердце ваше и да не устрашается” (Ин. 14, 27).
Если чрез умную молитву этот мир Христов вселится в сердце твоё, храни, брат, с возможным старанием сей драгоценный дар Божий. Мир Христов это веяние Духа Святого тонок, почти незаметен для нас грешных и немедленно отступает от души, которая предаётся греху. Чтобы сохранить его, нужно избегать всякого гнева, ярости, осуждения других, ничего не желать себе из сущего, никого не ненавидеть, не уничижать, отдалять от себя уныние, ибо, по слову Премудрого, многи бо печаль уби, и несть пользы в ней (Сир. 30, 25). Есть ещё одно особенное искушение, в которое впадали многие неопытные подвижники и которого нужно бояться тебе, брат, начавший подвиг умной молитвы. Многие, потрудившись над умным деланием, впадают в прелесть: считают себя праведниками, желают творить чудеса, пророчествовать, требуют от Бога, как некогда фарисеи, знамения с небес, искушая Его (Мк. 8, 11). Бойся этого, брат, смотри, как бы свет, который в тебе, не оказался тьмою (Лк. 11, 35). Ведь каким бы ни был праведным человек, праведность эта не его, но от Бога, как говорит и апостол Павел: “Благодатию вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился” (Еф. 2, 8-9). <О несчастный человек! Как можешь ты что-то мнить о себе, пока ты не спасся, пока ты не Дома, а среди этого мира, в юдоли изгнания, плача и скорби, в соседстве со страшными бедствиями и горестями, в мире неопределённости, непостоянства, видимости и лжи! О, какими жалкими иллюзиями ты довольствуешься! Ведь при этом ты подспудно отвергаешь собственное спасение, не веря в него. Только изменение качества жизни, преображение моего мира может меня в чём-то убедить. А до тех пор если я буду всё время непрестанно плакать, я не сделаю ничего лишнего. Это и есть моя жизнь. 2 августа 2001 года> <Бог страшен, но Бог наш, по нашей взаимной любви с Ним. 13 ноября 2000 года>
Потерявший мир Христов по собственной вине лишается вместе с тем и благодатной молитвы. В душу его опять входят греховные страсти и начинают терзать её, и бывает тому человеку последняя горше первых.
Береги же, брат, раз возжжённый в тебе огонь благодати. Не ищи пресыщения; ибо, когда ты пресытишься и упьёшься, священный мир перестанет в тебе действовать и грех опять возобладает над тобою. Не позволяй себе никакой дерзости, ибо надолго прекратится в тебе действие мира. Не люби земного, не пристращайся к вещам и человеку, не ищи здесь правды и успокоения, ибо их ты не найдёшь, а мир непременно отступит от тебя. Не услаждайся греховными блудными помыслами, ибо они будут терзать тебя, а мир душевный, как не терпящий никакого зловония греховного (особенно блудного и тщеславного) надолго, надолго, если не навсегда, оставит тебя.
Словами святого апостола Павла умоляю вас, братие, непрестанно молитесь (Еф. 5, 17) и удаляйтесь от худых и скверных дел, слов, помышлений, и тогда мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдёт сердца ваши и помышления ваши о Христе Иисусе, и Бог любви и мира будет с вами (Флп. 4, 7; 2 Кор. 13, 11). Аминь.
Слово после причастия Святых Таин. Если покупатель сомневается в добротности продаваемого, честный купец наперёд даёт ему отведать, говоря: “На, отведай и сам суди, худо ли предлагаемое мною тебе”. Если кто боится, что ему не заплатят сполна за труд, то честный хозяин наперёд даёт такому залог, говоря: “Возьми задаток и будь спокоен, что и остальные я уплачу сполна”.
Вот это же самое, что честные люди делают между собою для расположения и уверения друг друга, сегодня делает в отношении к нам Бог: Он всем даром даёт отведать добр;ты предлагаемого Им Царства Небесного и предлагает наперёд несомненный залог, обеспечивающий получение его. <...> Так сегодня даром, не по заслугам, всем нам доступна трапеза любви Божией, все приступайте, вкушайте от неё, чтобы воочию убедиться, как блаженно, как вожделенна та жизнь, которую Господь обещает нам, и как Он благ.
Как же ты после этого можешь сомневаться, что Бог не наградит потрудившихся в подвиге, если сегодня Он даёт всем предвкусить сие даром? Что будет само уготованное Богом блаженство, если так сладостно и блаженно только предвкушение его? И как из-за этого будущего не потерпеть не то что ничтожные скорби, встречающиеся в нашей жизни, но тысячи смертей, вековые, ужасные мучения, какие только может придумать отец злобы?
Сегодняшним даром Господь будит нас от греховной спячки, располагает нас возжечь в себе любовь к небу и стремление гор; воспрянем же и напряжём к достижению вечных благ все свои силы, как бегущие на ристалище! <...> Это сегодняшнее предвкушение Господь даёт нарочито, ибо, чтобы достигнуть блаженных обителей Отчих, нужно наперёд пройти тесным путём подвига и борьбы с грехом, с пристрастием к земному, с самолюбием. Итак, когда вступишь на этот путь подвига, когда вооружится против тебя мир со всеми прелестями, когда начнёт вопиять плоть, возбуждая жалость к себе и отклоняя от трудов подвига, когда князь злобы стеснит тебя извне бедствиями, нуждой, неудачами, а внутри тугой и печалью, когда сердце твоё будет болезненно сжиматься и, как бы в предсмертных муках, отвращаться от святых навыков смирения, любви, страха Божия, тогда воскреси в себе это сегодняшнее чувство предвкушения, преднеси взору души полученный сегодня от Бога залог и все искушения рассыпятся как дым.
Итак, имея такой залог, не ужасайся временного подвига! Конечно, трудно будет преодолеть годами нажитые греховные привычки, но это не сверх сил, ибо Сам Бог, как уверяет Он тебя, в сердце твоём будет помогать тебе. Если люди только силой своей воли вновь приобретают греховные навыки и привычки, противные человеческой природе, то не тем ли вернее они смогут приобрести навыки, которые не только свойственны их природе, но и приобретению которых помогает Бог?
Не смущайся и тем, что жизнь в свете заповедей Божиих на первых порах покажется тебе скучной и будет причинять тебе боль. Ведь и преступники, долгое время проведшие на каторжной работе в тёмных подземельях, когда их освободят, не вдруг привыкают к свету: он режет их привыкшие к темноте глаза, и нужно много времени и большая постепенность, чтобы возвратить этим ослабевшим глазам способность наслаждаться светом. Так и тебе придётся принуждать себя и привыкать, но зато потом ты окажешься выше всех этих земных тревог, забот и печалей. Как стоящий на недвижимой скале, ты будешь смеяться бессильно у ног твоих ярящемуся морю земной жизни; как орёл, воспаривший на высоту, ты увидишь наконец мир в его истинном свете.
Тогда поймёшь ты, что человек назначен не для этой жалкой, однодневной жизни, полной лишений, горя и скорби, что истинное назначение человека блаженная жизнь в единении с Богом, тогда ты на опыте убедишься в том, что Господь действительно благ и милостив к людям.
Как восходящему на гору, тебе шире и шире будет открываться мир с его тайнами, всё новые и новые совершенства Божии и ты, восхищённый созерцанием, будешь переходить от славы к славе, непрестанно воспевая с ангелами Богу песнь хвалы. Тогда поймёшь ты тайну блаженства в единении с Богом и на мысль тебе даже не придёт воспоминание о земных утехах.
Труден только первый шаг на этом пути, но ты имеешь несомненный залог. Итак, восстань и, собрав все силы, сделай первый шаг. Объятия Отча отверсты, телец заклан, слуги несут одежды, обувь и перстень на руку твою. Сам Отец идёт навстречу тебе. Восстань же, сделай первый шаг, чтобы войти на брачную вечерю в обителях Отца. Аминь.
Из добавки к биографии старца. “Долго я ломал себя, всё не удавалось. Ну, наконец сломил...” <Если ты, брат, действительно хочешь приступить к внутренней, истинной, духовной жизни, ты должен приступить к самому себе и вступить в борьбу с собой. Ты выяснишь, что ты вовсе не такой хороший, каким себя считал, даже вовсе не хороший. Многое что откроется тебе в себе при попытке себя смирить. И тогда уж стой крепко. До этого всё только заявления о намерениях. 26 августа 2001 года>
“Простота от Духа Божия подаётся. Человек сам ничего не приобретёт, если Бог не подаст. А даст, так будешь как дитя.” <Надо быть простым. А это сложно. В нас слишком много сложного, выдуманного. Мне нужно быть проще и добрее. Чем я проще, тем мне легче. И это не простота скотства, животной жизни, это простота веры. Всё очень просто. “Жизнь река, и я по ней корабликом плыву.” Жизнь детский садик. Главное смысл. Держись за смысл и на прочее не обращай внимания. 26 августа 2001 года >
Из примечаний епископа Варнавы. Благодарение <Бога> есть заповедь Божия (1 Фес. 5, 18) и есть великая вещь, особенно благодарение в скорбях.
...Выражение из стихиры на стиховне (вечерня в Великий Пяток, вынос Плащаницы): “ад всесмехливый” ... значит “ад, достойный всяческого осмеяния”... <Посмеёмся, братья и сёстры, над адом и насельниками его. Пленников же его вымаливать будем. А начнём с самих себя...>
Из “Записных книжек” епископа Варнавы. ...Предельное недоверие к своим внутренним достижениям, граничащее с полным презрением, даже с непримиримой ненавистью к своим добродетелям, с вменением их ни во что. Истинный делатель должен иметь перед глазами ... апостола Павла, который не “видения и откровения” помнил, а лишь одни “немощи”..., ... напоминания своих бесчисленных грехов.
Это не просто смирение (оно вещь божественная, неописуемая). <Это удивительная вещь: ты становишься на последнее место и оказываешься вместе с пренебрегаемым всеми всемогущим Богом. Чудо в том, что мир не нуждается в чудесах. Чудо в том, что всё есть. И выбирая тишину, неприметность, безвестность, ты соприкасаешься с этой тайной, ты ставишь на ту карту. И это уже серьёзно, ибо ты выбираешь себе покровителем Самого Бога, ты отдаёшь Ему себя и свою жизнь. 27 августа 2001 года> Это должно обрести в своём сердце как факт, как такую очевидность, в которой никто не может сомневаться, вроде того что после дневного насыщения мы ходим в уборную, и как бы кто ни старался отменить эту физиологическую потребность, ему не удастся. Так и здесь. <...> Ибо ведь пророк сказал: вся праведность наша, яко порт (нижнее бельё) нечистый. Подвижнику кажется, что он совершил доброе или святое дело, а оказывается это порт жены нечистой <(в нечистоте)>. <Мы не знаем, чт; есть норма, мы не знаем, какой это свет, чистота и блаженство человеку никогда самому не дотянуться до них, это только Сам Бог даёт, на вечность. А в сравнении с этой нормой все наши потуги, вся наша жизнь и мы сами грязь, ложь и мрак. 14 ноября 2000 года>
Из воспоминаний о старце. “Батюшка был приветливый, любил шутить и терпеть не мог сумрачных монахов. Он долго и тяжело болел, и в результате у него появилась нездоровая полнота. Старец встретил нас, студентов, словом: “Вы, верно, думали увидеть схимника, всегда плачущего и худого, а вот видите, какой я толстый и всегда весёлый”.
<О великой княгине Елизавете Фёдоровне.> Дочь немецкого герцога, принявшая православие, самоотверженная работница Христова на ниве широкой общественной благотворительности, княгиня чрезвычайно почитала старца Гавриила.
P.S. Церковь говорит о том, что когда мы читаем житие святого, этот святой молится о нас. И ещё: святого, которому мы усердно молились в течение жизни, к которому относились с сердечным чувством, этого святого мы обязательно встретим после смерти и он поможет нам в прохождении посмертных мытарств, когда помощь нам будет крайне необходима. Дивен Бог во святых Своих. Как в живых храмах, Он благоволит особенным образом присутствовать через них в нашем мире и в наших душах. Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Иоанн Кронштадтский, Амвросий Оптинский, святые Оптинские старцы, Тихон Задонский этих и многих других святых человеков Божиих должен знать и молиться им каждый из нас. В этом наша надежда. Чти святых, и они почтят тебя. 27 августа 2001 года
Приобрести книгу можно здесь https:// ridero.ru/ books/ zapiski_novoobrashennogo/