Егда низринулся, чрево его
Разселось и выпало все из него.
Близ ветел колючих, над жухлой травой
Качаться ему и трясти головой,
Но слову не биться в гортани ущербной,
Захлестнутой хлесткой веревкой как вербой.
Где земле, горшечник, где короб монетный?
Все тьма поглотила и смрад послесмертный,
Когда бы не Пасха, явленье Среды
Наполнило Мир теми, кто из воды,
В чешуях и зубьях, голодные, злые
Со дна поднимались, для света чужие,
Подобно его иглоперстым ладоням,
Уже не горстями, но лапами, в гоне
Все тридцать скребущих поверхность монет
Серебряных, чтоб обозначился след
В долину, что названа Акелдама,
Где смерть принимает входящих сама.
Багровою ртутью горит суходол
Для тех, кто изменой кошель приобрел,
Для тех, кто лобзаньем предаст Господина –
И древо дрожит – и скрипит крестовина.
В кровавой земле за долиной Гинном,
Ждет глина подземная – странников дом.
Не та, из которой Адам сотворен,
Скудельный замес для конечных времен.
Его обожгут только вольные страсти,
В огне сочетая разъятые части.
И цельное тело воскреснуть готово,
И полнится ниша для света и Слова.
Пуста корвана. Возвративший монеты
Невинною кровью измучен, как светом.
Душой злоречивый, в жестокой петле –
Висит над землею, ненужный земле.
А кто ею принят и в ней умирает,
Для будущей жизни, как Бог, воскресает.
Страстные седмицы 2000 – 2002 гг.