Заповедь: рок никогда не умрёт,
потому что за напалмом — лишь взрыв,
с падали золото смерти поёт,
значит, и близок фатальный надрыв.
Солнце, страданье уже позади,
солнце, мой голос окреп, но устал,
жёлтый осколок стесняет в груди
гордо кипящий, бурлящий металл.
Мой безнадежный посыл в полусон,
сказка in vitro, сплетенье всех благ,
глупый, пустой, неприметный поклон
матери, ставшей прислугой клоак.
Это война, я всегда находил
повод, причину, резон и мотив,
где же сейчас необузданный пыл,
действенный слоган, душевный порыв?
Жизни и смерти, скат слёз наугад,
злая, тщедушная, милая плеть,
словно сближенье муры и отрад:
жить и уснуть, дать убить, умереть.
Тело разбито, и разум распят,
я не готов прекращать вечный бой,
грешен — никто, но никто и не свят,
радуйся боли, ненужный герой.
Пламя растопит прессованный лёд,
связка гримас не пройдёт решето,
этика гложет, эстетика жжёт,
знаю не путь, а распутье, и что?
Немощный неопалимый поток!
Наше искусство убьёт копи грёз,
я не нуждаюсь в любви, как пророк,
но ощущаю терновники роз.
Скорая гибель, снеси монумент,
прах на фундамент бесслёзных эпох,
и очередной бесполезный конвент
уж никого не застанет врасплох.
Ищущий счастья находит курган,
сердце не сможет сдержать паритет,
россыпи ниш и враждующих стран,
но кто сверх будет в итоге воспет?
Мне всё равно, а косуха скрипит,
видно, не хочет гнушаться судьбы:
«Вырвись, рискни, огнекрылый пиит!
Кто же сдаётся без вкуса борьбы!»
Воля и слава, и сила, и меч,
пасынок лавовых волн и огней,
адски тягучих, как Таната речь, —
вот что меняет прозревших людей.
Скучный жакет и наигранный взгляд,
сущность мечты, что укутана тьмой,
толпы невольных — как шёпот цикад,
так отрешись и смени свой настрой.
Я говорю, что ты можешь сломать,
просто снести, растоптать и пробить
эту небесную твердь или гладь,
чтобы прочувствовать красную нить.
Чёрное солнце превыше планид,
цепи сближают осколки стекла,
если быть пылью, то пылью не с плит,
если сгорать, то сгорать всяк дотла.
Я не намерен здесь сниться богам,
о декаданс, о Астарта, о ночь,
кровью и плотью к безмолвным устам,
кто не постиг, тот не смог превозмочь.
В ярком кристалле невиданный луч,
истина, стало быть, очень близка,
эйдос ведь помнит искрящийся ключ,
и отворить вскользь не дрогнет рука.
Кисть, акварель, перспектива, обряд,
грязный обычай (и мысли о нём),
образы тают, бытийный ли яд,
или то страх, а творцам нипочём?
Мне бы не видеть горящих полос,
мне бы не слышать поющих планет;
бренного места, в котором я рос,
больше не тронет крамольный просвет.
И всполыхнёт вдруг пожаром страна,
вечно любимая, гордая, но
странно-жестокая, боль и вина,
можно ли верить, что так суждено?
Я отдалился от неба и звёзд,
я полюбил дождевое окно
и утопил в нём полуденный мост,
грусть и печаль есть стальное звено.
Вот и война, я один на краю,
скалы целуют воздушную медь,
но как прекрасно: я вижу зарю,
я не боюсь вслед безумия петь.
Тени, идите за мной, я ваш бог,
я превзошёл пустоту, и теперь
в пламени цокот копыт, кровоток,
буря, возмездье, парадная дверь.
Горести кубок до дна мной испит,
я-то всегда о таком и мечтал:
стать воплощеньем бессмертных эгид
и умереть за тяжёлый металл!
Гончаров А.С.
2019