Ох, вы знаете, я ведь тогда не жила,
И не всё мне известно о времени этом.
Монолитом стояла страна, как скала.
Монолит был разорван кровавым рассветом.
Вы поймите: я, правда, тогда не жила.
Не встревала с друзьями в идейные споры,
Пролетарских вождей не внимала речам,
О борьбе мировой не вела разговоров.
Они были другими. Все те, кто мечтал,
Кто выстраивал искренне-светлое «завтра»,
Революции пламя в пожар раздувал,
Но представить не мог, что прервется внезапно.
Те, кто грудью стоял, кто себя не щадил,
Кто вздыхал о весне, о пронзительном мае,
О блистательном, ярком и солнечном дне
Где не будет войны, что, конечно, настанет!
В двадцать пять – седина и осколок в груди,
И уж не с кем вести до утра разговоров.
Но огонь не погас! Ждут еще впереди
Пепелища, где надо поставить стальные опоры.
Много весен спустя. Вновь: зачем, для чего?
Не для славы (пусть есть ордена и медали);
За отчизну, товарищей, девичью честь…
Полагаете, смог бы так каждый? Едва ли.